И Эльборус на юге... - [47]
Еще одна замечательная личность — капитан генерального штаба Ф. Ф. Торнау. Окончив Царскосельский лицей, он с 1832 года служил в Тифлисе под начальством друга Пушкина — генерала В. Д. Вольховского. Как военный разведчик, дважды преодолевал земли немирных черкесов: с морского побережья на Кубань и обратно. При этом Торнау выдавал себя то за беглого кабардинца, то за чеченского абрека. Очередная попытка оказалась неудачной: два года томился он в плену, прежде чем удалось бежать.
Торнау был в добрых отношениях с братьями Бестужевыми, А. Одоевским и другими декабристами, переведенными из Сибири. Вхожий в дом князя А. Г. Чавчавадзе, он был хорошо знаком с его дочерью Ниной, вдовой А. Г. Грибоедова. Торнау вспоминает, как на минеральных водах он дружески сошелся со «знаменитым по своему уму доктором Мейером[268], выведенным Лермонтовым в «Герое нашего времени» (Вернер)»[269]. Насыщенная событиями и встречами, обнимающая непрерывных двадцать лет, кавказская биография Торнау сама по себе характеризует его как прогрессивного русского офицера. Добавим, что отчеты военного разведчика являются ценнейшим материалом по истории, этнографии, исторической географии Кавказа, а его мемуары, отмеченные неоспоримым писательским талантом, стали не только занимательным чтением, но и настольной книгой ученых, кавказоведов и филологов.
В 1843 году отрядный обер-квартирмейстер (помощник начальника штаба) Торнау вместе с командующим подписывает копию походного журнала, отсылаемую в Петербург царю[270].
В отличие от всех названных М. П. Глебов, друг Лермонтова и секундант на роковой дуэли, отсутствовал в действующем отряде. Однако и ему осенью того же 1843-го довелось проезжать берегами Урупа, проезжать, увы, не по своей воле. Курьерская тройка была остановлена закубанскими абреками прямо на почтовом тракте, который считался вполне безопасным. Десятым октября датирована сохранившаяся в архиве записка Глебова, адресованная младшему брату: «Пишу к тебе бог знает откуда <...>, имя деревни не сказывают, боятся что откроют мое местопребывание. Нас взяли как дураков, щепки даже в руках не было, чтоб защититься, и где — под Ставрополем среди белого дня <...>, схватили и притащили сюда <...> скажу тебе, что скучно и грустно, и голодно и холодно, но с божьей помощью перенесу все»[271].
Через полтора месяца Глебова выручили из плена. Имя его в петербургских гостиных окружил романтический ореол, но никогда и никому не рассказывал он о тягостных подробностях происшествия.
Уже при начальном знакомстве с акварелями замечаем различие в форме пехотинцев. Воротники, погоны и околыши у одних солдат темно-зеленые с красными выпушками, у других — чисто красные. Форма соответствует каким-то егерскому и пехотному полкам. Но каким именно? Теперь из архивного журнала узнаем, что в колонне на Урупе находились полки — Житомирский егерский и Тенгинский пехотный. Это лишний раз убеждает в безукоризненной документальности швейцарского художника.
Да, в закубанской экспедиции участвуют и однополчане Лермонтова (в скромном сюртуке Тенгинского полка, темно-зеленом с красными отворотами, запечатлен он на известном портрете работы К. Горбунова).
Орудия же, которые показаны на первом плане обоих рисунков, принадлежат 20-й пешей (пехотной) артиллерийской бригаде. Подробно о ней — чуть позже. Пока лишь напомним, что бригада участвовала в деле при Валерике, описанном в знаменитом стихотворении Лермонтова, и что наиболее содержательные мемуары о поэте на Кавказе оставили офицеры этой бригады: К. X. Мамацев («Как сейчас вижу его перед собою... Он был отчаянно храбр, удивлял своей удалью даже старых кавказских джигитов»), А. Д. Есаков («Редкий день мы не встречались в обществе...») и А. Чарыков («Мы, артиллеристы узнали, что на вечере будет Лермонтов и, конечно, не могли пропустить случая его видеть...»)>49[272].
По-новому смотрим мы теперь на две кавказские акварели. Здесь знакомые поэта, друзья, однополчане... Вот в таком действующем отряде познакомились Печорин и Грушницкий. В эти края, к закубанским абрекам, ускакал на лихом Карагёзе брат Бэлы — юный Азамат. Здесь, на правом фланге, «превежливо раскланиваясь, когда пуля прожужжит близко», разъезжает удалец Казбич в красном бешмете... Мир лермонтовских героев, судьба самого поэта... Он рвался в отставку, чтобы всецело посвятить себя литературе,— отставки не давали. Что ожидало его на Кавказе? «<...> дабы поручик Лермонтов непременно состоял налицо во фронте и чтобы начальство отнюдь не осмеливалось ни под каким предлогом удалять его от фронтовой службы в своем полку»,— строжайше предписывал Николай I
