И Эльборус на юге... - [21]
Внимание художника привлекают кавказские типы. Сумрачный черкес, взявшись за рукоять кинжала, мстительно сжимает губы. Казак-пластун, опираясь на посох-рогатку (она служит для прицельной стрельбы) и лукаво ухмыляясь, шагает по прибрежной дороге; вослед важно шествует навьюченный верблюд с бесстрастным погонщиком-калмыком. Мулла в огненно-карминном одеянии и белой чалме застыл на своем породистом скакуне. Дочерна загорелое лицо, насупленные брови, седая борода. Еще одна необычная акварель: горец в бурой черкеске, встав на седло, чтобы дотянуться до вершины каменной глыбы, палит из ружья. Рисунок карандашом: черноморский казак всматривается с берегового утеса — не появится ли турецкая фелюга...
Что же стоит за этими зарисовками? Что за люди окружали художника. В каких событиях он участвовал?
Сначала о Николае Поливанове. Газета «Русский инвалид» называет его среди покинувших Петербург 30 и 31 марта[124]. Становится объяснимой дата акварели —15 июня — с видом горы Бермамыт («Кавказский вид», о котором говорилось в начале нашего очерка). К этому числу Поливанов вполне мог побывать в районе Кавказских минеральных вод и вернуться в Ставрополь.
«Высочайший» приказ: «Всемилостивейше пожалованы награды за отличие, оказанное в экспедиции 1836 года противу горцев... корнету Поливанову — орден Св. Анны 3-й степени с бантом».
Архивное представление к награде: «Во втором периоде экспедиции... будучи прикомандирован к Конно-Мингрельской дружине, отличался храбростию и отважностию, заслуживающею внимания»[125].
Второй период начался 24 сентября. Дружина в составе действующего отряда выступила из Ольгинского к Черному морю. Возвратилась она на Кубань 10 ноября. После двухнедельного карантина (разнесся слух о чуме среди горцев) мингрельцы отправились домой, в Закавказье, а лейб-улан Поливанов был прикомандирован к Хоперскому казачьему полку по 1 апреля будущего года[126].
Такова вкратце хронологическая канва...
При взгляде на рисунки мы сразу же восклицаем: лермонтовский Кавказ! Для самого Поливанова образ этого края, пожалуй, действительно складывался под влиянием его друга: уже написаны Лермонтовым поэмы «Черкесы», «Кавказский пленник», «Каллы», «Измаил-Бей», «Аул Бастунджи»; уже стала дебютом в печати поэма «Хаджи Абрек». Знаком Поливанов и с бесчисленными зарисовками горцев в юнкерских тетрадях поэта.
Однако широкой публике той поры Лермонтов еще неизвестен. Пока еще, услышав слово «Кавказ», русский читатель сразу же произносит другое имя...
Рядом с Бестужевым-Марлинским
В одном из тургеневских рассказов встречаем знаменательные строки о Марлинском, который «в 30-х годах гремел как никто — и Пушкин по понятию тогдашней молодежи не мог идти в сравнение с ним»[127]. Белинский в 1834 году констатировал: «Это один из примечательнейших наших литераторов. Он теперь безусловно пользуется самым огромным авторитетом: теперь перед ним все на коленах». Позднее у Белинского же: «Пушкин писал стихами, и повестей лучше Марлинского не было в нашей литературе»[128].
Н. И. Поливанов. «Взятие аула.— Ставрополь. 16 января 1837 г.» Рисунок. УХМ. Публикуется впервые.
Н. И. Поливанов. «Взятие аула Гуниб. Мингрельцы. 1837 г.» Рисунок. Литературный музей, Москва. Публикуется впервые.
Н. И. Поливанов. «Набег на аул под Николаевским. 1837 г.» Рисунок. Литературный музей, Москва. Публикуется впервые.
В ранней юности Лермонтов увлекается поэтическими произведениями Марлинского, позднее зачитывается его кавказскими повестями и сопровождает их рисунками.
Под псевдонимом «Марлинский» печатался выдающийся участник восстания 14 декабря 1825 года Александр Бестужев, сосланный в Якутск, а затем переведенный в войска Кавказского корпуса.
И вот, оказывается, листы поливановского альбома могут служить еще и своеобразной иллюстрацией к биографии писателя-декабриста. Ибо сподвижник Рылеева, друг Пушкина и Грибоедова, один из литературных учителей Лермонтова находится этой осенью здесь же, в Закубанье. После десяти лет тюрьмы, ссылки и солдатчины он произведен в офицеры. Сентябрь проводит в сражениях, а к концу месяца, вернувшись в Ольгинское, сообщает: «Выступаем вниз по берегу Кубани и пройдем... до Анапы; оттуда другим путем назад. Это съест месяца два времени, и как мы будем все это время плавучим островом без сообщений с твердою землей, то не дивитесь, что долго не будете иметь от меня вестей»[129].
Походный журнал, сохранившийся в архиве, не упоминает имени прапорщика Бестужева. Но обратим внимание на запись от 28 сентября: «Неприятель, засевший в опушке леса, сделал залп по передовым стрелкам и с криком бросился в шашки; он был встречен штыками и потерял убитыми и ранеными несколько человек. С нашей стороны при сем случае ранен лейб-гвардии Преображенского полка поручик Батюшков, который через несколько часов умер»[130].
Двоюродный брат поэта Константина Батюшкова был однокашником Лермонтова по Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. Одновременно с Поливановым отправился на Кавказ добровольцем.
Соотнесем строки из отрядного журнала с письмом Бестужева, найденным и опубликованным совсем недавно:
