И Эльборус на юге... - [19]
В конце 1834 года юнкера были выпущены корнетами в гвардию: Лермонтов в гусары, Поливанов в уланы. «Несмотря потом на различие полков, в которых они служили, они постоянно между собой виделись и друг от друга никогда не имели никакой тайны»[112].
Н. И. Поливанов — корнет лейб-гвардии Уланского полка. 1837. Фоторепродукция. ИРЛИ. Ленинград. Утерянный оригинал представлял собой, вероятно, акварельный автопортрет.
Н. И. Поливанов. Перестрелка с горцами. «Николаевский...» Рисунок. Литературный музей. Москва. Приписывался М. Ю. Лермонтову.
Н. И. Поливанов. «Николаевский лагерь. 16 июня 1836 г.» Рисунок. Ульяновский областной художественный музей (далее: УХМ). Публикуется впервые.
Кто же автор акварели?
Итак, рисунки Лермонтова вполне могли оказаться в поливановском доме. Но — столь долго оставаться неизвестными?..
После смерти Н. И. Поливанова в 1874 году имение перешло к сыну его — Владимиру Николаевичу (1848—1915), который превосходно сознавал значимость материалов семейной коллекции.
В 1375 году он впервые публикует стихотворение Лермонтова «Послушай! вспомни обо мне», помещая здесь же воспоминания, слышанные от отца. Вскоре передает в редакцию «Русской старины» и второй автограф из фамильного собрания — письмо Шеншина с лермонтовской припиской. Четыре года спустя добывает у знакомого юнкерские поэмы и также отсылает в журнал[113].
Надо полагать, он исчерпал эту тему, поскольку не возвращался к ней в течение сорока лет — до конца своей жизни.
Показательно, что когда в 1880 году было положено начало Лермонтовскому музею в Петербурге, В. Н. Поливанов принес в дар фотокопии портрета своего отца в юности, двух его акварелей юнкерского периода и силуэта ротмистра Клерона — наставника юнкеров[114]. А ведь это все материалы, лишь косвенно отражавшие жизнь школы, где учился поэт. Имей Поливанов-младший подлинные рисунки Лермонтова, он в первую очередь счел бы их достойными столичного музея!
Напрашивается вывод: рисунки из акшуатской коллекции выполнены не Лермонтовым.
Но кем? Может быть... самим Н. И. Поливановым? Дело в том, что он также сильно увлекался рисованием. Выше мы упомянули две его акварели. Это «Лермонтов с юнкерами в палатке» и «Деревня Ижорка», выполненные в 1834 году. Тем же временем датирована тетрадь «Домашние сцены сельской (то есть лагерной.— Я. М.) жизни гвардейских кавалерийских юнкеров... Рисовал Поливанов». Тетрадь хранится в Институте русской литературы Академии наук СССР и содержит 18 листов. «Все портреты... замечательно похожи!» — отзывались современники. Есть в тетради и дружеский шарж: «Лермонтов среди юнкеров на учении»[115].
Рисовальная манера Поливанова во многом схожа с лермонтовской: дало себя знать многолетнее общение. Авторство некоторых рисунков в юнкерском же альбоме Лермонтова до сих пор является объектом спора искусствоведов. Во всяком случае шесть из них Н. П. Пахомов уверенно назвал поливановскими[116]. В свою очередь Е. А. Ковалевская пришла к выводу, что в тетради самого Поливанова рисунок «Тройка на деревенской улице» выполнен Лермонтовым[117].
Поэтому заблуждение авторов заметки в «Огоньке» относительно рисунков из акшуатской коллекции вполне объяснимо. И здесь хочется еще раз привести мнение их оппонента — Н. П. Пахомова. Если «Кавказский вид» он считает работой неизвестного автора, то по поводу напечатанной рядом «Перестрелки в горах» высказывается определеннее: «Действительно, манера исполнения... части рисунка весьма напоминает манеру, в которой выполнены рисунки Лермонтова в его юнкерской тетради, но зато две фигуры на первом плане и группа из пяти человек на втором — решительно не в манере Лермонтова, а весьма характерны для рисунков Н. И. Поливанова (курсив мой.— Я. М.)[118].
Но бывал ли друг поэта на Кавказе? Мечтательный наперсник юношеских дум, затем лихой однокашник-юнкер — таким предстает Поливанов в работах лермонтоведов. Дальнейшая судьба его, как правило, не рассматривается...
Увесистый архивный том с золотым тиснением на глянцевитой зеленой обложке: «Приказы по Отдельному гвардейскому корпусу 1836 года». Листаем: «№ 49 от 10 марта <...> назначены к откомандированию в сем году в Отдельный Кавказский корпус <...> обер-офицеры, в прилагаемом списке поименованные. Предписываю: <...> отправиться им немедля из С.-Петербурга в г. Ставрополь с тем, чтобы к 1-му будущего апреля месяца явиться непременно в штаб командующего войсками на Кавказской линии генерал-лейтенанта Вельяминова для получения дальнейших от оного приказаний»[119]
