...И другие глупости - [48]

— Ну, рассказывай! — со вкусом сказала она, отправляя блинчик в пасть.

И тут раздался звонок в дверь. Я бросилась к глазку. На лестничной клетке маячил Интеллектуал. Шапка сдвинута на затылок. Меховые уши залихватски завязаны бантиком. Усы топорщатся. Нос отъехал в сторону. Вид независимый типа «море по колено!». Я распахнула дверь. Интеллектуал вдвинулся в прихожую, прядая меховыми ушами.

— Я вот что… я хотел сказать… ну, в общем…

Но тут чья-то мощная рука отодвинула меня в сторону. Мышка стояла в прихожей с тарелкой блинчиков в руках и с презрением в глазах.

— Это кто? — сурово спросила она, тыча в Интеллектуала пальцем, с которого капало варенье. — Ты его знаешь? Кто вообще он такой? Что он себе позволяет! Среди ночи врываться в квартиру к посторонней женщине! Не-ет, этого мы так не оставим! Немедленно вызываю милицию! Сами уйдете, уважаемый, или как? — сладким голосом спросила она и слегка потеснила Интеллектуала грудью к выходу.

Интеллектуал посмотрел на Мышку, потом на ее палец, потом на блинчики. Блинчики добили его окончательно.

— И ты… ей… а мне… мне никогда! — всхлипнул он и бросился вон.

— Во они у меня где! — бодро сказала Мышка и сжала тощий кулачок. — Ну, рассказывай! — она забралась с ногами на диван и смачно откусила от блинчика.

В тот вечер, проведя длительные телефонные консультации с Джигитом, как ему утром сварить яйцо, Мышка осталась у меня ночевать и ночевала до утра. Я положила ее на диване в гостиной в надежде, что там, вдали от меня, она каким-то образом угомонится. Но Мышка не угомонилась. Каждые полчаса она вставала, входила ко мне в спальню, подтыкала одеяло, щупала лоб, вздыхала и сидела рядом, держа за руку. Глаз я так и не сомкнула и к утру была совершенно издергана морально и измучена физически. После завтрака я предложила ей пойти погулять под тем предлогом, что мне необходимо проветриться.

— Ах, дорогая! — нараспев сказала Мышка. — Тебе невыносимо в этих стенах! Как я тебя понимаю!

И мы начали одеваться. Одевается Мышка всегда очень подробно. Сначала выкладывает из сумки кошелек, очешник, сигареты, зажигалку, два использованных билетика на трамвай, тюбик от засохшей губной помады, список продуктов на прошлогодний день рождения, ручку без стержня, пудреницу без пудры, брошюру «Домашнее консервирование», грязный носовой платок, чистый носовой платок, паспорт, квитанцию об оплате электричества за ноябрь 1999 года, блокнотик с записью расходов, валидол, валокордин, анальгин, но-шпу, бинт, пластырь, йод, бандаж, запасные колготки, ключ от верхнего замка, ключ от нижнего замка, ключ от тамбурной двери, ключ от домофона, ключ от почтового ящика, ключ от тумбочки с деньгами, ключ от серванта со спиртным, ключ от буфета с вареньем, а также малюсенький ключик от кейса, где лежит Мышкина сберкнижка с двадцатью двумя рублями ноль пятью копейками (Мышка не доверяет Джигиту, поэтому носит все ключи при себе, а брелка у нее отродясь не было). Итак, все это богатство Мышка выкладывает из сумки, сортирует, проверяет и закладывает обратно в том же порядке. Кошелек, очешник, сигареты, зажигалку, два использованных билетика на трамвай, тюбик от засохшей губной помады, список продуктов на прошлогодний день рождения, ручку без стержня, пудреницу без пудры, брошюру «Домашнее консервирование», грязный носовой платок, чистый носовой платок, паспорт, квитанцию об оплате электричества за ноябрь 1999 года, блокнотик с записью расходов, валидол, валокордин, анальгин, но-шпу, бинт, пластырь, йод, бандаж, запасные колготки, ключ от верхнего замка, ключ от нижнего замка, ключ от тамбурной двери, ключ от домофона, ключ от почтового ящика, ключ от тумбочки с деньгами, ключ от серванта со спиртным, ключ от буфета с вареньем, а также малюсенький ключик от кейса, где лежит Мышкина сберкнижка с двадцатью двумя рублями ноль пятью копейками. Потом перекладывает. Потом обнаруживает, что заложила кошелек на дно, и перекладывает снова. Потом выясняет, что кошелек пустой, потому что из него высыпались все деньги.

Тогда Мышка говорит:

— Минуточку, минуточку! Даже секундочку!

Для меня это знак, что пора выпить чашечку чаю. Пока Мышка ищет деньги, я завариваю чай, пью, глазею в окно, выкуриваю сигарету, полощу рот, чищу ботинки, одеваюсь, выгуливаю пуделя и возвращаюсь.

— Вот видишь! — говорит Мышка, лучезарно улыбаясь. — А ты волновалась! Где же билетики на автобус?

И она выворачивает сумку на тумбочку. Я раздеваюсь, включаю телевизор и ложусь на диван.

— Ага! — говорит Мышка. — Я же их не покупала! Ну, ты идешь или нет? — и начинает наматывать шарф.

Для меня это знак, что можно ставить на огонь суп. Пока Мышка наматывает шарф, я разогреваю суп, ем, закусываю котлетой, запиваю компотом, мою посуду, вытираю плиту, подметаю, кладу пуделю корм, смотрю, как он ест, умиляюсь, выбираю у него из ушей куски «Педигрипала» и попутно сочиняю стишок:

Собачки вздыхают, конечно, от нервов,

Когда не дают им на ужин консервов,

И, сидя в корзинке,

Роняют слезинки

По съеденной утром копченой грудинке.

Мышка заматывает шарф. Шарф лезет ей в рот. Мышка плюется, кашляет, чихает, задыхается, затягивает узел, орет не своим голосом, что я хочу ее удавить, я бросаюсь к ней на помощь, распутываю узел, Мышка выбирается на волю, отдувается, вытирает пот, просит стакан воды, хлебает воду, плюхается на стул и заявляет, что не в состоянии двинуться с места. Но тут я тверда. У меня есть тайный план: выманить Мышку на улицу под предлогом прогулки и обманным путем всунуть ее в первый попавшийся троллейбус.