И девять ждут тебя карет - [30]

– А что еще он сообщил? – спросил Леон де Вальми.

– Это все, сэр.

– Он не сказал, что случилась какая-то неприятность… в Бельвине?

– Нет, мадам, что вы.

Флоримон хмыкнул:

– О чем вы беспокоитесь, дорогая? У них там, наверное, неделю дует мистраль, и он решил просто удрать от него. Ужасно нездоровый ветер!

– Обычно он бежит в другом направлении, – очень сухо произнес Леон. – Хорошо, Седдон. Благодарю вас.

– Вы не могли бы предупредить миссис Седдон, чтобы она немедленно велела приготовить комнату, – сказала мадам де Вальми.

– Конечно, мадам.

Седдон, безучастный как всегда, наклонил голову. Я заметила, что Элоиза де Вальми вновь посмотрела на мужа. Со своего места я не могла различить его лица, но мадам кусала губы, побледнела и выглядела напряженной и усталой.

Веселенький прием готовится единственному и любимому сыну. Он и Филипп… Представление о Вальми как об уютном семейном доме было сильно поколеблено. Мне припомнился приют Констанс Батчер.

И тут большая люстра брызнула радужным каскадом яркого света. Седдон прошелся по комнате, задергивая занавеси и наполняя бокалы. Зазвенели стаканы, кто-то засмеялся. Филипп весело вскочил и стал помогать Флоримону складывать миниатюрные шахматы. При ярком свете люстры напряжение сразу же ослабело, потом вовсе исчезло. Огонь камина, смех, смолистый запах сосновых поленьев, звон медных колец, на которых держались портьеры, и тяжелый свистящий звук тяжелого атласа… Чистейший абсурд населять изящный замок Вальми мрачными привидениями Торнфилд-холла![8]

Князь Тьмы повернул красивую седовласую голову и сказал по-английски: «Ну выходите же, Джен Эйр!»

Должно быть, я подскочила на стуле не меньше чем на фут. Леон удивленно посмотрел на меня и сказал:

– Я испугал вас? Прошу прощения. О чем вы так глубоко задумались?

– Об одном месте в Йоркшире, которое называется Торнфилд-холл.

– Значит, мы думали об одном и том же? Неудивительно, что вы так подскочили.

Его темные брови поднялись.

– Мне надо быть очень осторожным… – Он улыбнулся. – Может быть, вы вернетесь к своим обязанностям, пока мсье Флоримон не напоил вашего питомца вермутом? Нет, Филипп, я тебя уверяю, этот напиток тебе не понравится. А теперь попрощайся – пожалуйста, по-английски – и иди.

Филипп вскочил со скамейки и попрощался, вежливо, хотя и чересчур охотно. Мне кажется, я была так же довольна, как и он, когда наконец, взяв мальчика за руку, в свою очередь пожелала всем спокойной ночи и удалилась.

– Спокойной ночи, мисс Эйр, – проводили меня до самой двери произнесенные любезно-издевательским тоном слова Леона де Вальми.

Весь вечер Филипп был немного подавлен, но в остальном довольно спокойно пережил стычку с дядей. Уложив его, я в одиночестве поужинала у себя в комнате. Ужин принесла Альбертина, кислолицая горничная мадам де Вальми. Она вошла, крепко сжав губы, всем видом показывая, что подвергается такому унижению помимо своей воли.

– Спасибо, Альбертина, – весело сказала я, когда она, пожалуй излишне резко, поставила на стол последнюю тарелку. – О, между прочим…

Уже дойдя до дверей, горничная обернулась, ее плоское лицо ничего не выражало, кроме злости. Она излучала очарование и грацию рассерженного скунса.

– Ну что?

– Вы не помните, я брала в аптеке таблетки для миссис Седдон на прошлой неделе или нет? – спросила я.

– Нет, – сказала Альбертина и снова повернулась к двери.

– Я не брала или вы не помните?

– Я не помню. А в чем дело? – не оборачиваясь, раздраженно произнесла она.

– Миссис Седдон сегодня попросила меня принести ей таблетки, а мсье Гарсен говорит, что я брала их на прошлой неделе. Наверное, я отдала ей таблетки вместе с другими покупками. Совершенно не помню. Вы не знаете, был ли приложен рецепт к списку, который вы мне дали?

Квадратные плечи поднялись.

– Может быть. Не знаю. – Плоские черные глаза смотрели на меня с ненавистью. – Почему вы сами у нее не спросите?

– Прекрасно, я спрошу сама, – холодно ответила я. – Можете идти, Альбертина.

Но дверь уже закрылась. Сжав губы, я посмотрела ей вслед и начала есть.

Немного позже раздался стук, и в комнату с приветливой улыбкой вкатилась миссис Седдон. Я сказала, не дав ей произнести ни слова:

– Эта женщина, Альбертина… Что ее укусило? Прямо змея!

– Ах, Альбертина… – Миссис Седдон фыркнула. – Она бесится, потому что я велела принести вам ужин. Берта помогает Мариэтте приготовить комнату для мистера Роула, потому что Мариэтта не выносит Альбертину, а та становится кислой, как лимон, если попросить ее помочь. Она признает только мадам. Хорошенькая парочка – она со своим Бернаром! Я думаю, ее братец ограбит банк, если хозяин хотя бы намекнет на что-нибудь такое, но для другого даже пальцем не пошевелит.

– Этому можно поверить. Не понимаю, как только мадам ее терпит.

– А вы думаете, с мадам она корчит такую кислую рожу, как со всеми прочими? Как бы не так! Ах-ах, цирлих-манирлих, тихоня, воды не замутит, прямо голубка. – Речь миссис Седдон была весьма колоритна. – Она фыркает здесь на всех, кроме своего Бернара. И наверняка ревнива как черт: не может перенести, если мадам улыбнется кому-нибудь, кроме нее. Она знает, что вы нравитесь мадам, вот где собака зарыта, можете мне поверить, дорогуша.