И да убоится жена - [4]

...Вертолёт размеренно наматывал на невидимую катушку всё новые и новые километры поиска. Восемь пар глаз жадно шарили по обозримой неспокойной поверхности моря, вглядывались в толщу воды. Чаще других к вниманию призывал Тофик. "Сюда, джамаат (народ, азерб.)", - вскрикивал он, машина зависала или снижалась, "джамаат" вглядывался в предмет через тофикин иллюминатор, но это оказывались то сорванные штормом или выброшенные и унесённые далеко в море сплетения сбитых досок, то старый деревянный брус, то металлическая бочка, отсвечивающая кожаным блеском...

Тофик был уникальным милиционером в том смысле, что его рост "вместе с кепкой", то бишь с форменной фуражкой, чуть дотягивал до ста шестидесяти сантиметров. Возможно, он и спать ложился в фуражке, поскольку в ней он отыгрывал у природы добрый десяток сантиметров. Непонятно, как его приняли в ряды "доблестных стражей порядка", но на ограниченном пространстве морского нефтепромысла, где "шило в мешке" быстро становилось достоянием общественности, Тофик обладал способностью мгновенно появляться на месте любого бытового или производственного происшествия, днём или ночью, всегда в милицейской форме, включающей помимо неизменной фуражки и нивесть где отысканные по размеру галифе, в которых икры ног выглядели мелковато и гуляли маятниками в голенищах сапог. Так что все новости, не подлежащие сокрытию и достойные внимания коллектива, исходили изначально от участкового, а те, что подлежали - из других источников. Вот и сегодня, непонятно, откуда ему стало известно о поисковом вояже Ми-6, но у вертолётного диспетчера он был первым, кто доверительно осведомился о времени вылета на трассу поиска.

Интересным совпадением было и то, что начальником райотдела милиции был тоже Тофик Мамедов, которого в отличие от участкового Тофика называли "товарищ Мамедов" или "товарищ подполковник". Злые языки трепались даже, что он родственник - дядя, что ли, и покровитель участкового - "иначе как же такому плюгавому - да в милицию...", но со временем эти подозрения рассеялись. Эльхан вспомнил, как однажды "товарищ Мамедов" прилетел на промысел по какому-то поводу, а вечером в Красном уголке состоялась его лекция на тему о борьбе против алкоголя и наркотиков, в которой он, в частности, поучал: "... Вот, пиример, у одного Мирзаага Ахмедова в посёлке Шувеляны сделили обыску, и - пажалста, находили пять, даже болше килограмм анаши, пиривёз из Узбекистан. Ну, я понимаю - один килограмм, ну, полтора, это ещё туда-сюда, но пять, э-э, пять, даже болше... Ни в какой ворот не лезет!.. Вот вам всё хи-хи да ха-ха, - реагировал он на непонятный ему смех в зале, - а это настояши переступлени..."

- Извини, товариш подполковник, - поднял руку Тофик, - нам школе учили - за пят грамм можно турма сидет, тоже переступлени...

- Канешна, но я говору не за что сидет, а сколко надо возит...

...- Нет, наш Тофик умнее, такую глупость не сморозит, надо бы их местами поменять, - шутили нефтяники, расходясь...

...Шесть часов кружения с одной отлучкой с трассы на дозаправку машины оказались результативными только в смысле очистки совести.

- Тело может быть и на самом дне, если он успел нахлебаться воды, пояснял доктор Френкель инспектору Керженбаеву, - тогда оно только к весне всплывёт, а если бы плавало на поверхности, значит в воду уже неживой попал - или падая расшибся, или наверху помогли... Но кому это нужно - среди ночи живого человека избивать или убивать, а, Нурсултан? - вопрос получился не совсем логичным, и доктор продолжил свои рассуждения, - А с другой стороны, с чего бы ему самому предпринимать такое путешествие в один конец, да в такую погоду, как думаешь, сержант?

Нурсултан серьёзно, как всё и всегда, с минуту обдумывал риторический вопрос Михаила Петровича. За это время перед его глазами с типичным казахским разрезом пронеслось несколько возможных сценариев трагедии - от несчастного случая до криминала, но ни сердцем, ни разумом он не мог понять и принять ни один из них, поскольку несчастье случилось не на пожаре.

- Не знаем, доктор, не знаем..., - задумчиво ответил он, когда Френкель, уже отвернувшись, разговаривал с Бычковым.

Керженбаев умел быть безапелляционно решительным и твёрдым при исполнении своих прямых обязанностей по предупреждению возгораний. По его убеждению он осуществлял "профлактик", при этом точно зная, что "проф" свидетельствует о его, Керженбаева, профессионализме, что касается составляющей "лактик", то о ней предстояло ещё узнать, но прямо спрашивать было неудобно.

Стоило кому-то закурить в неположенном месте, как перед ним мгновенно вырастал инспектор Керженбаев и, откозыряв и представившись (хотя за десять минут до того вежливо здоровался с нарушителем), вынимал из чёрной папочки бланк протокола. Поскольку его и без представления нельзя было ни с кем спутать, вспоминался зарапортовавшийся спортивный телекомментатор : "... против нашего Тюрина выступает боксёр из Нигерии, э-э-э, Ликумба. Его вы легко отличите по голубым трусам..."

Особенно Керженбаеву нравилось уличать курящее "не по правилам" начальство. Там, где любой другой инспектор ограничился бы коротким замечанием или даже просто укоризненным взглядом, Нурсултан являл собой живое воплощение согласованных и утверждённых "Правил пожарной безопасности на морских объектах бурения и нефтегазодобычи", в соответствие с которыми не только предъявлял штрафные санкции, но и докладывал своему руководству "для обсуждения и принятия мер" (?). Естественно, сам Нурсултан Керженбаев всегда ставился в пример и по красным датам награждался Почётными грамотами и благодарностями. Эрнесту лишь однажды удалось приглушить кипучую бдительность инспектора, правда, ненадолго. Нурсултан был включён в комиссию по приёмке смонтированной буровой установки вместо чем-то занятых обычных её участников - начальника части или его заместителя и, конечно, отыскал кучу недоделок чисто формального характера, на устранение которых, однако, требовалось затратить столь дорогое в конце месяца время. Эрнест решил схитрить: