Генерал, мы, кажется, пересекли рубеж.
Нам пески, заунывно воя, целуют пятки,
небо виснет тряпкой, ландшафт, как бельё, несвеж,
и куда ни глянь — охряные мазки и пятна.
Здесь, по данным спутника, должен быть город Льеж —
но, похоже, спрятан.
Генерал, я слышу, оркестр играет туш
С переходом в рэгги — каждый четвёртый вторник.
Дирижёр невидим, всеведущ и вездесущ.
На обед — овсянка, повар берёт половник.
Это мы — самум и сирокко, жара и сушь,
так сказал полковник.
Он прикончил фляжку и был ко всему готов.
"Эй, сынок, у нас под ногами бульвары Ниццы.
Это мы приносим пустыню в колодцах ртов,
В помутневших от пыльной бури глазах-бойницах.
Видишь затхлые лужи вместо былых портов?
Я намерен спиться".
Генерал, скажите, кому мы заходим в тыл?
Где противник, его окопы, валы и дзоты?
Драный валенок, две портянки, ведро, костыль…
Здесь для смерти не отыскать никакой работы,
Потому что труп чересчур хорошо остыл —
Как в бадье с азотом.
Генерал, я помню эдемский сырой рассвет,
Вашу речь о последней битве с волками ада.
Как змея, вцепившись зубами себе в хребет,
Не могу дождаться, когда же загнусь от яда.
Тишину взрывают сухие хлопки "Беретт"…
Генерал, не надо!!!
