...И белые тени в лесу - [13]

Каролина повела себя очень умно. Маме с папой пришлось ее уговаривать, и, когда Каролина наконец согласилась, они считали это своей заслугой.

– Я понимаю, какая ответственность ложится на мои плечи, но думаю, что справлюсь, – сказала Каролина.

При этих словах мамино лицо просияло. Позабыв все опасения, она чувствовала радость и облегчение, как будто одержала большую победу.

Каролина стояла, скромно потупившись, и ни одна ее черточка не выдавала того триумфа, который она испытывала.

Но и бабушка была актрисой не хуже. Неожиданно я поразилась их сходству.

– Дело в шляпе! – шепнула она чуть погодя.

Помимо прочего, мы решили, что бабушка, используя свои связи, займется поиском места. Она считала, что дело это будет не слишком трудное. Крестьяне почти никогда не приглашают работников, но от предложенной помощи не отказываются. То, что мы будем работать вместе, вовсе не означало, что делать нам придется одно и то же. Вполне возможно, что одна из нас будет работать во дворе, а другая – в доме. Во все время разговора Каролина ни словом не обмолвилась о замке, а я-то боялась, что она поспешит рассказать о нем, как только речь зайдет поисках места. Возможно, она начала понимать, что переубедить хозяев замка будет не так уж просто. К чему им уступать, если кругом полно желающих?

Но я ошиблась. Каролина вовсе не думала сдаваться. Ночью она тихонько пробралась ко мне в комнату – бледная, с потемневшими от волнения глазами.

Она помахала белым конвертом.

– Как его зовут, Аксель Торсон? Оказывается, Каролина приготовила письмо и даже раздобыла адрес замка, но сомневалась в имени управляющего.

– Торсон, правильно?

– Да. Правильно. Аксель Торсон.

– Можно я посмотрю, что ты написала?

Но Каролина отдернула руку и спрятала письмо за спину.

– Как же так? Неужели мне нельзя его прочитать?

– Не сейчас! Только когда мы получим ответ.

– Что за глупости? Как можно прочесть письмо, которое уже отослано?

– У меня остался черновик – его ты и прочитаешь.

– Но почему я не могу прочесть письмо сразу? – В конце концов меня оно касалось не меньше, чем Каролины.

– Я знаю, что делаю! Ты должна мне доверять!

Каролина мотнула головой и уставилась мне прямо в глаза. Тут я вспылила.

– Ты не отправишь этого письма, понятно? Если ты сейчас же не покажешь мне его, я сама напишу в замок и расскажу, что ты обратилась к ним против моей воли.

И я действительно бы так и поступила. Каролина поняла, что я не шучу, и, подойдя ближе, мягко положила руку мне на плечо.

– Успокойся и выслушай! Конечно, ты узнаешь, что там написано, ты имеешь на это полное право.

– Неужели?

Я впилась в нее взглядом, но она не обратила на это внимания.

– Я прочитаю то, что касается тебя, а про себя читать не буду. Если мы получим место, ты сразу узнаешь все, а если не получим, то это будет уже неважно. Ну как, согласна?

Я кивнула. Но я была сердита на Каролину. Судя по всему, письмо содержало нечто такое, что ей хотелось от меня скрыть. И это меня оскорбило.

Но тут я подумала о бабушке. Оскорбилась бы она на моем месте? Нет, она бы смогла понять Каролину. Что ж, мне действительно достаточно знать то, что она написала обо мне. Проглотив обиду, я дружески улыбнулась.

– Хорошо, будь по-твоему.

Каролина взглянула на меня с благодарностью.

– Ты, конечно, думаешь, что письмо нам следовало бы писать вместе, – что ж, я согласна. Но, поскольку ты вообще настроена против этой затеи, я решила, что лучше тебя не вмешивать. Да и родители могут быть против – ведь никогда нельзя предугадать… А так дело целиком и полностью в моих руках. Я решаю, что рассказать о тебе в письме. И я отвечаю за все. Понятно?

Ее доводы были разумны. Каролина действительно знала, что делала.

– Отлично! Значит, мир. А теперь я прочитаю то, что я про тебя написала.

И вот она принялась читать:

«Моя сестра Берта в настоящее время ходит в школу для девочек и думает продолжить занятия, став студенткой; она удивительно одаренный человек. Мы так близки друг другу, я и Берта! Сколько часов мы с ней провели в насыщенных беседах – не только о литературе и искусстве, но и о тайнах природы и жизни, и о многом другом, о чем беседуют образованные люди. Берта – мягкосердечная, глубокая натура, но у нее также есть практическая жилка: если обстоятельства требуют, она, не колеблясь, берется за дело и трудится, не жалея себя. Несмотря на сравнительно юный возраст, Берту отличают рассудительность и зрелость, и надо признать, иногда она ведет себя даже более зрело, чем я».

Слушать это без смеха было невозможно, и своим весельем я заразила Каролину – она так прыскала во время чтения, что я едва могла разобрать слова. Едва справляясь с приступами смеха, Каролина продолжала:

«К тому же Берта – одаренная музыкантша. Она играет на пианино, постоянно совершенствуя свое мастерство. Сейчас ее вниманием завладел Эдвард Григ, и в эту минуту, когда я пишу эти строки, в тишине растворяются последние звуки „Песни Сольвейг“.

– Ох, прекрати, ради бога!

Я так смеялась, что даже вскрикнула, Каролина не отставала; мы повалились на кровать и корчились в пароксизме смеха. Еще бы, как подумаешь об уроках музыки, которой я занималась по настоянию мамы… И как раз сегодня я мучила несчастного Грига, все верно. Выходит, в это самое время – под мамин стон – Каролина писала в замок. Я думала, что умру от смеха.