И белые, и черные бегуны, или Когда оттают мамонты - [50]

– Обыкновенный фашизм – вот к чему приведут ваши россказни! Как только кто-то начинает культивировать национализм вкупе с борьбой за власть, так сразу из всех щелей повылазят рогатые железные каски нацизма.

– Пусть проявится здоровый русский дух! Он сметёт вонь и плесень со своего пути. Мы уже финансируем добровольческие отряды, бля! Нас не остановить!

– Смотри, как бы ученички не съели своих пастырей. Окраины-то все из националов состоят.

– Тебе что, аборигенов стало жалко? Насмотрелся на родные развалюхи и колдобины? Сопли распустил!

– Распустил. Это мои сопли, и что хочу с ними, то и делаю. Вы даже не замечаете, как далеко зашли в своей жажде власти. Как продали страну, оболванили народ, сделали его нищим и убогим! Заигрались в коммерцию, бизнес, акции, стали их же рабами, электронными роботами. Вместо иконы – кредитная карточка, вместо молитвы – ПИН-код от неё. Стариков отправили на кладбище, работоспособных – с голоду пухнуть, а молодёжи сунули в руки компьютерные игрушки – живи не хочу!

Вот, сунули мне в метро листовку «Подари себе будущее!». Безмозглая молодёжь! Не «подари», а создай своё будущее – потом и кровью, знаниями и умением, навыками. И такой её сделали вы! Это на ваши деньги эшелоны и фуры заморского шмотья и гавна несутся на наши прилавки! Это на ваши бабки строятся стеклянные коробки офисов вместо детских садов и яслей! Это ваши банки всучивают безработным и неимущим кредиты под заоблачные проценты, чтобы потом отобрать у них жильё, а самих выбросить на помойку! Это на ваши капиталы строятся заводы по производству пойла и суррогатов, которыми травится народ! Это ваши тёлки и сыночки бахвалятся с телеэкранов своими богатствами! Это всё сделано вашими руками, вот этими белыми, холёными, пухлыми ручонками! И нечего на зеркало пенять, коли рожа крива!

– Экую сволочь я пригрел на своей груди! Бля! Правильное решение мы приняли – в расход тебя за глупость и выходки плебейские. Тем более что дело своё ты уже сделал, назад его не повернёшь. Туда тебе и дорога, бля! Эй, охрана! Слышите меня? – обратился он в видеокамеру, висящую над статуей Аполлона из белого итальянского мрамора. – В номер повышенной комфортности его, к остальным. Пусть охладится. И подайте мне полковника! Срочно! Тьфу ты, тюрьму, что ли, уже пора свою строить? Кто же знал, что кругом иуды и предатели?! Бля!

– Я буду приходить к тебе в кошмарных снах, Рвачёв! Помяни моё слово.

– Помяну, помяну, бля! На большее не рассчитывай. Адью, мой друг строптивый! Меня ещё курочки мои ждут, а я тут с тобой энергию понапрасну растрачиваю. Прощай!

***

Камерой это подсобное помещение на конюшне, куда втолкнули Гулидова, назвать было трудно. По полу разбросана солома, вдоль стенок – несколько узких деревянных лавок, в углу – корыто для свиней, над ним – рукомойник, рядом – параша, на окне – решётка. На одной из лавок, поджав под себя ноги, в позе Ваджрасана сидела молодая женщина. Из-под подола мятой юбки выглядывали голые грязные ступни, рюши на белой кофточке чем-то испачканы, в нечёсаных волосах приютились многочисленные соломинки. Руки воздающей асану покоились перед собой, спина ровная, ненапряжённая. Нижняя часть лица женщины была свёрнута в левую сторону – не иначе как родовая травма, так как операционных последствий он не заметил.

– Усиливает кровообращение в области поясницы и крестцового отдела, – произнесла дама и открыла глаза.

– Вы, если я не ошибаюсь, Гулидов, из дальних северов пожаловали? – вновь удивила упражняющаяся.

– Да. Но откуда…

– Вон щитовидка увеличена, усталый вид после авиаперелёта, взгляд затравленный. Натали! – протянула она руку для рукопожатия.

Гулидов слегка опешил, но почему-то, сам того не понимая, поцеловал даме ручку. Если кто-то сейчас наблюдал за этой сценой, то решил бы, что встретились два близких друг другу человека.

– А вы галантный кавалер, жаль, что повстречались не на балу, а в хлеву. Ну, какие наши годы…

– Как это вы меня вычислили? Глядя на вас, мне хочется поверить в сказки об эпифисе, третьем глазе.

– Он существует. Только… Удивляться на самом деле нечему. Я здесь работаю… работала, – поправила она себя, – врачом. Третий год. Многое за это время повидала. О вас мне Машенька, девочка босса, недавно рассказывала. Пока эти изверги её впятером насиловали, всё вас обсуждали. А ей всего-то пятнадцать годков от роду. Не делайте такие удивлённые глаза, будто не знаете, чем они на сходках своих занимаются, – заметив его искреннее недоумение, предупредила Наталья.

– Я… я… честное слово…

– Сделаю вид, что верю. После, как приволокли Машеньку, почти бездыханную, ко мне заявился и сам Рвачёв, требовал привести её в чувство, а затем отдать на утеху охране. Выбросили, наверное, тело девочки на армейском полигоне. Всё одно – мины, снаряды там испытывают, и останки никто не найдёт. А может, и свиньям скормили. Так уж тут водится. Он потом эту свинину как гуманитарную помощь в детдома отправляет, злодей. Среди прочего упомянул Рвачёв и вашу фамилию: пора, мол, этого молодца в асфальт закатать. Потом уж и меня сюда упрятали. Неделю сижу, от одиночества уже на стенку лезть готова.