И аз воздам - [216]

— И?

— И, — кивнул Курт, — Фридрих поначалу вошёл в Баварию с имперским войском, но затем занял у отца деньги. Как герцог Баварский у Императора. Подписал договор с обязательством выплаты долга через десять лет. А потом просто бросил клич по странствующему рыцарству — тому самому, у которого, кроме меча и мечты о подвигах, больше ничего нет, даже собственного дома порой. Обещание было откровенным: никаких денег сейчас, никакого грабежа на месте, лезете в бой исключительно за право службы в дальнейшем, от герцога Баварского — только снабжение всем необходимым на время ведения боевых действий. К удивлению, таких нашлось немало. Точно так же было с горожанами, все равно из каких уголков Империи, и вольным крестьянством. Принимался любой на тех же условиях. На снабжение, оружие и прочее ушла существенная часть занятых денег, а оставшееся было потрачено на наемников — опытных, с репутацией. Наемники около года обучали набранных ополченцев, делая из них сносных бойцов, а потом… Потом Фридрих завоевал Баварию.

— Звучит зловеще…

— Можно сказать и так, — кивнул Курт, глядя на то, как остановился, задумавшись, наследник у входа в шатер. — Обычно война — дело затратное, но доходное; такое вот странное сочетание. Первые победы в таком деле как правило приносят первые доходы: победитель забирает имущество побежденного, а рядовые бойцы и рыцарство отбивают свои затраты самостоятельно, кто как может. Но Фридриху озлобленное местное население было ни к чему: надо было показать, что это не завоеватель идет отнимать последнее, а хозяин пришел восстанавливать порядок. Тем более, что это было правдой. Поэтому — никакого грабежа, никакого насилия по отношению к местным, за любой подобный проступок — смерть. То же условие он выставил и вассалам, поддержавшим его в Баварии; они или принимали его, или становились врагами. Поэтому поначалу победы давались тяжело и медленно.

— А его отец… Император… — непонимающе произнесла Нессель, — он что же… Просто сидел и смотрел на это? Не настоял, чтоб его люди доделали до конца то, зачем были посланы?

— Помог, конечно… Но настаивать на том, что не по душе его возлюбленному сыну и единомышленнику — не стал. Есть у него на службе один рыцарь — в прошлом, скажем так, с опытом не вполне законопослушного общения с соседями. Он со своими людьми и присоединился к походу Фридриха, причем сделал это со словами «мой принц, я знаю, как лучше, а вы просто вовремя закрывайте глаза и молитесь за их души». Ну, или как-то так; фраза со временем и передачей из уст в уста сильно изменилась; подозреваю, что сказано было куда… гм… проще. Нет, он не нарушал главного условия, не поднимал руку на местных и не грабил захваченные деревни и города, он просто действовал… не как рыцарь. Например, два замка были взяты безо всякой осады и боев в чистом поле: тот рыцарь со своими людьми просто пробрались внутрь и убили сеньоров. А без предводителей — за что было биться остальным? Они сдавались. Кого-то отпускали за выкуп, кто-то переходил на сторону Фридриха. С продвижением вглубь дела пошли легче: люди в городах, слыша о том, как новый герцог обращается с жителями покоренных земель, просто не видели необходимости рисковать жизнью за сеньора, на которого им, по сути, глубоко плевать. Зачем и за что сражаться, если так называемый захватчик не несет какой-то новой и невиданной угрозы? И подошедшей армии просто открывали ворота; Фридрих входил, желал доброго дня, наводил свои порядки и двигался дальше.

— Что значит «наводил свои порядки»?

— В идеале — вассал признавал, что погорячился, был неправ, готов принести клятву верности, и на том расходились миром. В чуть менее идеальном варианте — оный вассал брался в плен… или отправлялся на казнь. В зависимости от степени опасности.

— То есть, — нахмурилась Нессель, — он еще ничего не сделал, а его уже казнили?

— Когда сделает — будет поздно, — отрезал Курт. — К тому же, как это «не сделал»? Он не подчинился правителю и был готов убивать. То, что он не успел убить — не его заслуга, а заслуга благоразумия местных жителей, не позволивших ему это сделать. Из таких вот местных к армии тоже присоединялись люди — крестьяне, горожане, рыцари — на тех же условиях, что и набранные ранее. Вот в то славное время кто-то из них и сочинил это, как выразился Фридрих, «восхваление». Сейчас баварская часть армии на него молится, молодежь из рыцарства смотрит в рот; на пороге войны это, прямо скажем, настрой нужный… Тот поход занял чуть больше полугода. В течение следующего года с небольшим Фридрих занимался наведением своих порядков уже по всей Баварии и устроением потрепанных боями земель. В пересказе все звучит не так страшно, но в реальности…

— Нет, — возразила Нессель, передернувшись. — В пересказе это тоже звучит страшно. Понимаю, отчего ему неприятно это вспоминать… Почему он сказал «по малолетству»? Сколько лет ему тогда было?

— Шестнадцать, когда начал собирать свою армию, и семнадцать на время похода, — ответил Курт и, перехватив взгляд наследника, поднялся. — Мне пора.

Нессель лишь вздохнула, кивнув, с тоской глядя на то, как он уходит прочь. Курт шел следом за Фридрихом в сопровождении неотлучного телохранителя, не догоняя их, держась шагах в восьми-десяти — мимо шатров, за пределы лагеря, настигнув обоих, лишь когда шатры остались позади. Наследник шел молча, не оглядываясь и хмуро глядя себе под ноги.