Хватит убивать кошек! - [26]

Источник оппозиции культуры и природы уместнее видеть в важнейшей для XVII–XVIII вв. теории естественного права — созданного Богом основополагающего права, в котором находит выражение «натура», т. е. сущность человека. Конечно, культуру в этом контексте можно было рассмотреть как проявление сущности человека (отсюда синонимичность культуры и человечности — Мäпschenkeit — у Канта), но можно было сделать и противоположное заключение. У Руссо природа выступает как «естественное состояние» человека и противопоставляется культуре как извращению человечности. Отсюда позднее развилась критика культуры, характерная для конца XIX — начала XX в. Но обычно «людям 1800 года» культура казалась выше природы, а по мере превращения этой последней в объект естественных наук иерархическая пропасть между ними увеличивалась. Оппозиция культуры и природы могла, таким образом, выражать и критику культуры, и ее возвеличение.

В рамках романтизма вырабатывается и понятие культуры, свойственное консервативной идеологии. Поскольку культура/цивилизация оценивалась в целом позитивно, не только деятели революции, но и ее противники стремились предстать защитниками культуры. Консервативная идеология, как известно, возникла как реакция на французскую революцию и разрабатывала понятия обычаев и традиции, отстаивая необходимость постепенной эволюции унаследованных от прошлого учреждений. Обычаи и традиции — включая христианство — также получили имя культуры (или цивилизации). Таким образом, культура стала рассматриваться не только как цель общественного прогресса, но и как предание старины. Свойственный романтизму иррационализм также оказался связанным с идеей историчности культуры. Отсюда происходит критика современности во имя культуры, отличная от руссоистской критики культуры во имя природы, но порой смыкающаяся с ней.

Если немецкий историзм подчеркивал самобытность отдельных культур и прославлял немецкую культуру, универсализм Просвещения, унаследованный позитивизмом, предполагал общий путь развития человечества по направлению к цивилизации. Первыми по этому пути шли, естественно, Франция и Англия — конечно, не без элемента соперничества. Франсуа Гизо и Томас Бокль обосновывали мысль о первенстве соответственно Франции и Англии на пути цивилизации. Общим местом позитивистской философии истории была идея этапов развития цивилизации. Это позволяло — например, Гизо — примирить общеизвестный факт различия цивилизаций (с начала XIX в. это слово, как и слово культура, часто используется во множественном числе) с идеей универсальных законов истории и, следовательно, основополагающего единства цивилизации. Такая концепция оказалась политически востребованной по мере вступления Европы в период колониальных захватов, когда понятие цивилизации стало «одним из ключевых элементов идеологии колониализма»[127].

Конечно, англичане и французы, с одной стороны, и немцы, с другой, не были в неведении относительно идей друг друга. Не следует преувеличивать противоположность национальных традиций — ее сглаживало взаимовлияние и параллельное развитие заимствованных из общих источников идей[128]. Обе идеи стали известны в XIX в. и в других странах, причем в Восточной Европе главным источником их распространения была, по-видимому, Германия. Соответственно и в Россию идея культуры приходит прежде всего из Германии; поэтому неудивительны националистические нотки, которые оказываются связанными с ней у славянофилов, в то время как симпатию западников вызывает, скорее, идея цивилизации[129]. Однако устойчивой оппозиции понятий культуры и цивилизации не вырабатывается и здесь. Как и в самой Германии, сильнейшее влияние Гегеля и популярность термина Geist несколько блокировали распространение в России идеи культуры, однако к концу столетия в обеих странах культура становится центральным для самосознания интеллигенции понятием. Но это произошло уже наследующем этапе развития понятия «культура».

3. Культура под знаком общества: проект социальных наук

Новый этап в развитии идеи культуры приходится на конец XIX — начало XX в. Он был ознаменован распространением этнографического понятия культуры, релятивизма и культурного пессимизма, а также рождением «лингвистической парадигмы» или теории разума-культуры.

Возникновение этнографического (т. е. дескриптивного и ценностно-нейтрального) понятия культуры принято связывать с Эдуардом Тайлором, который под влиянием немецких этнографов и историков (особенно Густава Клемма) в 1865 г. определил культуру как совокупность «знаний, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества»[130]. Однако такая концепция культуры далеко не сразу прижилась в Англии. В 1869 г. увидела свет книга Мэтью Арнольда «Культура и анархия», которая гораздо больше, чем работа Тайлора, способствовала распространению в Англии понятия культуры, но в персоналистской интерпретации. Несколько позднее успех идеи социального в Англии (как и во Франции) со своей стороны ограничил значение слова «культура» преимущественно «высокой» индивидуальной культурой. Однако этнографическое понимание культуры в конце XIX — начале XX в. в этих странах отчасти выражалось словом «цивилизация», которое покрывало многие аспекты истории материальной культуры и социальных институтов (книга Тайлора вышла по-французски под заглавием «Первобытная цивилизация»), а также словом «обычаи»