Хватит ныть. Начни просить - [26]

Выдумки,

Что у меня есть душа внутри.

Пытаюсь убедить тебя,

Это было случайно-специально.

Я не такая серьезная,

Эта страсть – плагиат.

Я могу присоединиться к этому веку,

Но очень редко.

Меня вытащили

До того, как начались схватки, и теперь

Созерцайте худшую катастрофу.

Я девушка-анахронизм.

Ты можешь увидеть

По красноте моих глаз

И по синякам на бедрах,

И по колтунам в волосах,

И по ванной, полной мух,

Что со мной не все в порядке.

И вот опять

Притворяюсь, что упаду.

Не звони врачам,

Потому что они это все уже видели.

Они просто скажут:

«Пусть

Она

Разрушается

И

Горит,

Это будет ей уроком,

Внимание только провоцирует ее».

И ты можешь видеть

По гипсу, наложенному на все тело,

Что ты сожалеешь, что спросил,

Хотя ты и сделал все возможное.

(Это сделает каждый порядочный человек.)

Я могу быть заразной, так что не трогай.

Ты начнешь верить, что у тебя иммунитет к гравитации и прочему.

Не намочи меня,

Потому что бинты спадут.

Ты можешь увидеть

По дыму от костра,

Что состояние критично.

Это небольшие вещи, например,

Пока это рушится, она найдет десять предлогов,

Пожалуйста, прости ее за сегодня,

Это все из-за лекарств.

Я не верю, что существует лекарство от этого.

Поэтому я могу присоединиться к вашему веку, но только как сомневающийся гость.

Было слишком опасно делать кесарево,

Созерцайте худшую катастрофу.

Я ДЕВУШКА-АНАХРОНИЗМ.

* * *

Итак, я основала группу. И мы были очень шумными.

У нас не было гитар: я играла на пианино и пела, а «мой потерянный брат-близнец» Брайан Вилионе играл на ударных. Использование минимального количества инструментов не ограничивало наши звуковые возможности ни на йоту. Одни только барабаны могли оглушить людей, плюс я долбила по клавишам электропиано в такт. Брайан вырос на сбалансированной диете из металла, джаза и хардкор-панка, он играл на ударных подобно задыхающейся жертве, которая пытается выбежать из горящего здания. Для него приверженность религии барабанного искусства была его ключом к спасению. Через игру на пианино я стремилась к освобождению.

Я познакомилась с Брайаном на вечеринке в Хэллоуин, которую я устраивала в the Cloud Club. Несколько сотен человек в костюмах в доме скитались по всем четырем этажам. Я была настолько занята подготовкой к празднику, что решила не заморачиваться и нарядилась в форму офисного работника. Моя мать настояла на покупке костюма, чтобы мне было в чем ходить на собеседования. Я его хранила в шкафу в бумажном пакете с ироничной надписью «одежда для взрослых» вот уже больше четырех лет. Брайан же пришел с отрубленной головой. Он был одет во все черное, а из его шеи как бы сочилась кровь.

Позже ночью я сыграла на стареньком пианино и спела четыре свои песни для небольшой подвыпившей компании друзей. Брайан отвел меня в сторонку и заявил:

– Мне предначертано судьбой стать твоим барабанщиком.

Я не стала спорить. Я пыталась организовать свою группу. В скором времени мне должно было стукнуть двадцать пять, возраст, который я суеверно нарекла дедлайном осуществления своих музыкальных мечт. В противном случае я бы признала себя полной неудачницей.

Неделю спустя мы организовали группу и назвали себя The Dresden Dolls[12] в честь книги Курта Воннегута «Бойня номер пять» о бомбардировке Дрездена во время Второй мировой войны, также в честь чистых, изысканных фарфоровых фигурок, которые, как я всегда представляла, лежали под обломками разрушенного города. Темнота, свет, темнота. Это были мы.

Моя замечательная и терпеливая мама научила меня основам игры на пианино и заставила меня ходить на занятия. Я ненавидела репетиции и меня несказанно расстраивало то, что нужно было читать музыку с листа (я до сих пор не люблю это делать), но я могла воспроизвести все, что слышала по радио. Я накопила кучу гипоманиакальных песен с двенадцати лет, записывая их на кассеты и выписывая слова в тетрадки в почти абсолютной тайне. До встречи с Брайаном я находилась в клетке своей собственной музыки, мне удавалось выступать лишь пару раз в год и робко делиться своими не такими уж и робкими песнями с живой публикой в кафе или на вечеринках. Мои подростковые слова к песням отражали ту музыку, которую я любила: мюзиклы, The Beatles, Новую волну. Мои песни были исповедью, они были темными, навеянными моей тяжелой борьбой с пониманием самой себя. Еще я писала сатирические песни о Starbucks. Я не могла воспринимать критику, даже сказанную из лучших побуждений, поэтому выступления на публике просто пугали меня. Мне казалось, что если люди не принимали мой материал, то не принимали и меня саму.

Но теперь я свободно могла поделиться материалом, который никто никогда не слышал, с Брайаном на верхнем этаже the Cloud Club, где Ли разрешил нам репетировать совершенно бесплатно (конечно же). Брайан сидел за ударными и очень внимательно меня слушал без капли осуждения в глазах в связи с гиперличными словами песен, он легко постукивал в такт. Все, что он делал, идеально вписывалось в песни. Одна за одной я сыграла все песни, которые написала. Мы оставили лучшие и выкинули остальное. Свое первое выступление мы провели в картинной галерее друзей.

Помимо наших винтажных костюмов (к моему восторгу Брайан был не прочь носить одежду противоположного пола) и белой краски на лице, которая вскоре стала нашей фишкой (к моему