Хват Беллью. Хват и Малыш - [19]

— Верно, идут за золотом, — говорил Малыш. — А может быть, все они лунатики.

— Во всяком случае, мы во главе процессии! — сказал Хват.

— Неизвестно! Видишь, огни впереди? Что же это по-твоему, светлячки? Может быть, и эти, что идут по тропинке, тоже светлячки? Уверяю тебя, впереди такая же процессия, а может быть, и не одна.

До западного берега Юкона была целая миля, и на всем этом расстоянии извилистая тропа мерцала огнями. Позади них, на обрыве, с которого они только что спустились, горело еще больше свечей.

— Нет, это не процессия, это исход евреев из Египта. Впереди, должно быть, не меньше тысячи человек и сзади не меньше тысячи. Послушай, что скажет тебе твой дядюшка. Идем-ка домой и ляжем спать! Это будет самое лучшее. И зачем только нас понесло! Я уж чую, что толку не будет.

— Заткни глотку! — сердито ответил Хват. — Тебе вредно говорить на морозе!

— Гм! Ноги у меня, правда, короткие, зато двигаются сами собою, и потому я не устаю. Бьюсь об заклад, что я перегоню любого из здешних ходоков…

Кит знал, что Малыш не хвастает, он давно убедился в том, что его друг великолепный ходок.

— Я нарочно иду медленно, чтобы ты не отставал от меня, — поддразнивал Кит.

— Вот потому-то я и наступаю тебе на пятки; если не можешь итти быстрее — пусти меня вперед.

Кит пошел быстрее и скоро нагнал группу золотоискателей.

— Пошевеливайся! — торопил Малыш. — Обгони этих непогребенных покойников. Мы не на похоронах.

Поравнявшись с золотоискателями, Кит насчитал восьмерых мужчин и двух женщин, а вскоре они обогнали и вторую группу — человек в двадцать. В нескольких футах от западного берега дорога сворачивала к югу, и бугристый лед сменился ровным. Но он был покрыт рыхлым слоем снега, в несколько футов толщины. Узкая санная колея не шире двух футов лентой извивалась перед путниками. Стоило хоть немного шагнуть в сторону, чтобы провалиться по колено. Те, которых они обгоняли, неохотно пропускали их вперед, и Малышу с Китом часто приходилось сворачивать в сугроб и прокладывать себе путь через глубокий снег.

Малыш был угрюм и неукротимо зол. Когда он Расталкивал золотоискателей, они ругали его, и он платил им той же монетой.

— Куда ты так торопишься? — сердито спросил один.

— Туда же, куда и ты! — ответил Малыш. — Вчера с Индейской Реки двинулась целая куча народу. Все участки расхватали.

— Если так, то тебе некуда торопиться!

— Кому? Мне? Да ведь я не за золотом! Я здешний чиновник. Иду по служебному делу. Собираюсь произвести перепись населения на Сквау-Крик.

— Эй ты, малютка! Куда торопишься? — окликнул Малыша другой. — Неужели ты и вправду надеешься сделать заявку?

— Я? — ответил Малыш. — Да я-то и открыл золотую жилу на Сквау-Крик. Теперь иду приглядеть, чтобы никто из «чечако» не отнял у меня моих заявок.

В среднем золотоискатели проходили по три с половиною мили в час. Хват и Малыш делали четыре с половиной, а иногда и больше.

— Я решил оставить тебя без задних ног, — сказал Кит в шутку.

— Ну, это ты врешь! — отозвался Малыш. — Я и без ног могу так зашагать, что у твоих мокассинов через час отлетят подметки. Хотя торопиться некуда. Я все высчитал в уме. В каждой заявке футов пятьсот. Допустим, на каждую милю по десяти заявок. Впереди шагает не меньше тысячи человек, а вся речка не длиннее ста миль. Вот и считай сколько народа останется с носом, а в том числе и мы.

Прежде чем ответить, Кит неожиданно пустился бежать и оставил своего спутника шагов на десять позади.

— Если бы ты помалкивал да прибавил бы шагу, мы живо обогнали бы кое-кого из этой тысячи идущих впереди, — сказал Кит.

— Кто? Я? Пусти меня только вперед, и я тебе покажу, что значит ходить по-настоящему.

Кит рассмеялся И опять обогнал Малыша. Теперь он увидел в новом свете эту погоню за золотом. Ему пришла на память известная фраза безумного философа — «переоценка ценностей». И в самом деле: в эту минуту ему гораздо важнее было перегнать Малыша, чем найти целое состояние. Он пришел к заключению, что в игре самое важное — игра, а не выигрыш. Все силы его души, его ума, его мускулов были направлены только на то, чтобы победить Малыша, который за всю свою жизнь не прочел ни единой книги и не мог бы отличить рэгтайма от оперы.

— Погоди, Малыш, я доконаю тебя. Уж я тебе покажу! Ведь с тех пор, как я ступил на Дайский берег, каждая клеточка моего тела переродилась. Мясо у меня жилистое, как клубок струн, и горькое, как яд гремучей змеи. Несколько месяцев назад я бы многое отдал, чтобы написать такую фразу, но нет! Ни за что не написал бы! А теперь слова пришли сами собой, потому что я пережил их. Но теперь, когда я переживаю эти слова, мне незачем писать их. Я настоящий мужчина и могу дать хорошую трепку всякому коротышке-горцу, который заденет меня. Так и быть, пропускаю тебя вперед. И согласен итти твоим шагом, но потом я пойду вперед и покажу тебе, как надо ходить.

— Ну, теперь держись, — добродушно посмеивался Малыш. — Прочь с дороги, молокосос, и гляди, как зашагает твой дядя!

Каждые полчаса они сменяли друг друга, устанавливая поочереди рекорд быстроты. Разговаривали они мало. Им было тепло, потому что они шагали изо всех сил, хотя дыхание застывало у них на усах и бороде. Почти беспрерывно они терли перчатками нос и щеки. Достаточно было на минуту перестать растирать лицо, чтобы щеки и нос начали неметь, и после этого нужно было тереть изо всех сил, чтобы восстановить кровообращение.