Human - [8]

Оставив волшебника Камерона - превратившего колоссальный дворец Растрелли в незначительную пристройку к маленькому античному ансамблю в Английском парке - что-то не работалось - Клювин перебрал в шкафу несколько книг, за которыми была тишина и наконец вынул редкий том анатома Биша, дивные страницы которого, посвященные смерти сердца, легких и мозга он давно мечтал прочитать. Холодный воздух за ним тяжело дышал, и вдруг наполнился таким пронзительным криком, что у Клювина едва не разорвалось сердце, пускай это были только уединившиеся любовники.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ВЕНЕЦИЯ

I

Иллюзионистка Ольга Зангези, его возлюбленная, покончила с собой в насквозь промороженной квартире пустого дома выстрелом из ружья в голову. Клювин видел ее труп. Он не верил в ее смерть. В конце концов, после медленной веницейской смерти ее второго мужа, она сожгла себя, облив нефтью, на глазах врача и секретаря. Секретарь даже собрал и отослал на родину (если у нее была родина) ее пепел. Но Клювин не искал ее. Просто она обладала особого рода гордостью, равнодушно позволяя себе (или своей тени) никогда не видеться с былым любовником после смерти.

Они встретились почти одиннадцать лет назад в один из четырех - считая май - летних месяцев, когда она жила - название города у меня нет охоты припоминать - в похожем на разбитое сердце доме на углу вокзальной площади, где на лилово-серых камнях двора росла вишня, а в распахнутом окне первого этажа маленький человечек с асимметричным лицом и в кроваво-алой шапочке что-то писал на цветных, вспархивающих от стола лоскутках бумаги, сказав, прерывая свою маленькую воздушную эквилибристику, медленно входящему во двор Александру Клювину:

"Вот роза. И пирожок".

В одной руке у него действительно появилась роза, словно бы вынутая из воздуха. Пирожок не появился. Человек смущенно покраснел, а цветная бумага на столе продолжала вспархивать.

"Где ты ее купил?" - звонко крикнула из окна верхнего этажа молодая невидимая женщина. Ее голос был похож на прозрачное красное сияние. - "У старухи на вокзале? Ими - уже обращаясь к Клювину - торгует одна старуха, а вокруг корзины с пирожками бродят отаркой голуби, один из которых алокрылый. Старуха пьяна, скалится и горланит срамные песни".

Маленький асимметричный человек небрежно бросил сразу уронившую лепесток розу на подоконник и притащил, очевидно для какого-то зрительного уточнения, толстый альбом, больно раскрыв его как раз на портрете родившей Клювина бляди, в золоте и багреце, на фоне отраженной в озере осени, так что Клювин -у него было похожее лицо - отступил невольно на несколько шагов и вдруг поднял голову.

Она была совсем не похожа на нее. У нее была лебяжья шея, бархатно-коричневые глаза и бледно рыжие, с пепельным оттенком, волосы.

"Я приехал посмотреть соломенные панели. Интерьер. Работы архитектора де Рошфора", - одними шевелящимися губами сказал профессор искусствоведения.

Тряхнув волосами, она выронила гребень, кувыркаясь, закружившийся у вишневого ствола, и вдруг перебросила волной похожие на лен волосы через подоконник.

"Пора эту дрянь состричь, - сказала она. - А вот соломенные панели графа де Рошфора не в этом доме. Вас ведь пригласил В. Н.? Он мой муж".

"Жаль", - с горьким интересом глядя на Клювина, сказал маленький человек, отдавая ему розу.

О.З. топнула ногой в пол.

Наверх вела маленькая, деревянная, витая, как в детстве, лестница, у которой стояли узкие, как запыленные дроги, книжные полки. Роза осыпалась при каждом шаге. За сквозящими пустотой досками продолжался разговор. А вот это уже Клювину: "...и не встретил вас только потому, что безумная любовница разорвала всю его одежду, включая обувь". О.З. сделала несколько отчетливых шагов у его виска и он, с почти религиозным трепетом понял, что она прихрамывает. Симпатичный человек внизу вдруг беззвучно, одними губами, завыл, и О.З., - уже сладко обернувшаяся, держа в одной руке ножницы, а в другой волосы - на стене висела очень хорошая копия ботичеллиевой Венеры, В. Н. было жаль - снова с силой топнула ногой в пол, как будто отгоняя собаку.

II

Он уехал в тот же день, написав оставленное до востребования письмо В.Н. в почтовом отделении вокзала:

"Приношу вам глубочайшие извинения, но в этом городе слишком длинные дни, поэтому я вынужден незамедлительно вернуться в Европу. Сожалею об интерьерах де Рошфора и нижайше прошу - если вы сумеете найти такую возможность - переслать их фотографии".

"Не хотите сэкономить время до поезда?" - равнодушно ухмыляясь, деловито спросила смоляноволосая девица, приняв письмо пурпурными, залитыми чернилом пальцами.

Выйдя из-за конторки, она оказалась похожа на бездарного арлекина. За ее спиной вздрогнули и покатились разноцветные вагоны чужого поезда.

"Здесь или уйдем?"

"Здесь", - ответил Клювин, с силой поцеловав ее в губы.

Взвизгнув, она отшатнулась, схватившись обеими руками за лошадиные челюсти.

"Ох, у меня пульпит".

"Ты еще скажи что у тебя месячные", - выругался Клювин, уводя этого шута в заднюю комнату, начиная жалкую, сотрясаемую кашлем и зубной болью, раздирающую память и сознание арлекинаду.