Хультура речи - [26]

Моментально сократившись из одной шестой части суши до одной седьмой, страна почувствовала себя униженной и принялась бросать яйца в зубчатые стены самого крупного на ее территории вытрезвителя. Временно очухавшийся Борис Николаевич Ельцин последовательно вспомнил свои имя, отчество и фамилию и с восьмой попытки довольно грамотно начертал их на бланке добровольного отречения.

На смену же ему пришел Владимир Николаевич Пукин, он же Вадим Путятович Букин, он же Карл Вовенцоллерн, он же Вовганг Амадей Пуцарт — абсолютно неизвестный даже в самых узких кругах, сверхзасекреченный советский разведчик глубокого залегания. Настоящее имя которого — Владимир Владимирович Путин — стало известно только в торжественную минуту опускания выборных бюллетеней в урны. И история правления которого еще ждет своего детального описания... 

Приложение

В 1957 году наиболее умным из советских ученых было дано секретное задание особой важности — построить космическую ракету-носитель, внешне не отличимую от Спасской башни Кремля. Несмотря на большую сложность, проект в довольно короткие сроки был реализован, ракета успешно испытана и запущена в серийное производство.

Глухой темной ночью Спасскую башню тихо взорвали с помощью специальной бесшумной взрывчатки и на ее место установили аккуратно покрашенную, с заведенными курантами, новенькую ракету. К этому времени был уже сформирован и проходил интенсивные тренировки первый в мире отряд космонавтов, состоявший из взвода летчиков и стаи собак. Сначала с Байконура в примитивных неотапливаемых ракетах полетели в космос собаки — Лайка, Белка и Стрелка. Их задачей было подняться на околоземную орбиту и нажать носом кнопку, раскрывающую солнечные батареи. После чего ракета начинала отапливаться электричеством, и при помощи телекамеры ученые гораздо более долгое время могли наблюдать их агонию.

Вскоре после этого настал черед летчиков. Первый полет человека в космос рассматривался как небывалая пропагандистская акция, именно поэтому советский космонавт должен был взлететь с территории Кремля на Спасской башне-ракете, исполняя во время набора высоты государственный гимн, а во время спуска, в случае нештатной ситуации — мужественную песню «Варяг». Юрий Алексеевич Гагарин был выбран кандидатом №1 не только из-за своей знаменитой улыбки, на целых 12 пунктов превосходившей улыбку Кеннеди, но и из-за того, что при тайном отрядном голосовании очень любившие его оставшиеся собаки с радостью отдали ему свои голоса.

Однако весной 1960 года, буквально накануне старта, программа была закрыта. Специалисты Министерства Культуры Машиностроения после всестороннего анализа пришли к выводу, что бой курантов в безвоздушном пространстве не будет никому слышен, а работа мощных стартовых двигателей может привести к обрушению правительственных зданий и, как следствие, к преждевременному падению Советской власти.

Поэтому Гагарин полетел через год с Байконура в обыкновенной неотапливаемой ракете. И пел «Бесаме мучо». Просто для того, чтоб согреться. 

1945

Победа, победа... Два людоеда подрались тысячу лет назад. И два твоих прадеда, два моих деда, теряя руки, из ада в ад, теряя ноги, по Смоленской дороге по старой топали на восход, потом обратно. «...и славы ратной достигли, как грится, не посрамили! Да здравствует этот... бля... во всем мире... солоночку передайте! А вы, в платочках, тишей рыдайте. В стороночке и не группой. А вы, грудастые, идите рожайте. И постарайтесь крупных. Чтоб сразу в гвардию. Чтоб леопардию, в смысле, тигру вражьему руками башню бы отрывали... ик! хули вы передали? это перечница...»

А копеечница — это бабка, ждущая, когда выпьют. Давно откричала болотной выпью, отплакала, невернувшихся схоронила, на стенке фото братской могилой четыре штуки, были бы внуки, они б спросили, бабушка, кто вот эти четыле...

«Это Иван. Почасту был пьян, ходил враскоряку, сидел за драку, с Галей жил по второму браку, их в атаку горстку оставшуюся подняли, я письмо читала у Гали, сам писал, да послал не сам, дырка красная, девять грамм.

А это Федор. Федя мой. Помню, пару ведер несу домой, а он маленький, дайте, маменька, помогу, а сам ростом с мою ногу, тяжело, а все ж таки ни гу-гу, несет, в сорок третьем, под новый год, шальным снарядом, с окопом рядом, говорят, ходил за водой с канистрой, тишина была, и вдруг выстрел.

А это Андрей. Все морей хотел повидать да чаек, да в танкисты послал начальник, да в танкистах не ездят долго, не «волга», до госпиталя дожил, на столе прям руки ему сложил хирург, Бранденбург, в самом уже конце, а я только что об отце такую же получила, выла.

А это Степан. Первый мой и последний. Буду, говорит, дед столетний, я те, бабке, вдую ишо на старческий посошок, сыновей народим мешок и дочек полный кулечек, ты давай-ка спрячь свой платочек, живы мы и целы пока, четыре жилистых мужика, батя с сынами, не беги с нами, не смеши знамя, не плачь, любаня моя, не плачь, мы вернемся все, будет черный грач ходить по вспаханной полосе, и четыре шапки будут висеть, мы вернемся все по ночной росе, поплачь, любаня моя, поплачь и гляди на нас, здесь мы все в анфас — Иван, Федор, Андрей, Степан, налей за нас которому, кто не пьян...»