Хулиганы с Мухусской дороги - [18]

Эти четверо будто не находились с теми двумя не то что в одной комнате, а даже на одной планете. Одни уже жили в атмосфере счастья, другие ожидали, пока прогреется турбинный отсек ракеты и поднимет их на нужную высоту. Объединяло их то, что уже через день они все с глухим болезненным ударом упадут на землю с одной единственной задачей — искать, искать и еще раз искать.

Никто не обратил внимания, что в комнату вошли два совершенно незнакомых человека. Отчетливое приветствие Алиаса растворилось в воздухе так же, как исчезает дым по мере его отдаления от огня.

— Я говорю, добрый вечер! — повторил Алиас, но уже заметно приподняв тон голоса.

— Че орать то? У тебя добрый, у нас пока не добрый, — быстро ответив, наркоман вновь сконцентрировался на объекте вожделения.

— На днях к вам парень приходил?

— Ну, приходил!

— Вашу отраву пробовал?

— Ну, пробовал!

— Он умер!

— Ну, умер!

Монотонные ответы, не демонстрирующие ни капли участия, вывели Алиаса. Ударом ноги он отправил миску в воздух, разбрызгивая содержимое. Наркоманы издали нечеловеческий стон. Проклинающие взгляды просверлили юношу. Попробовали тряпками вытереть раствор с целью выжать обратно в миску. Не получилось.

Как злые волкодавы бросаются на волка, четыре наркомана бросились на Алиаса, желая разорвать его в клочья. Алиас сделал шаг назад, чтобы пустить на свое место Эрика. Получилось спонтанно, но выглядело, как домашняя заготовка. Эрик в боксерской стойке раскидывал руками. Каждому досталось по одному удару, после чего все оказались на полу. Результат нокдауна атакующих не устроил. Они, предприняв очередной штурм, получили дополнительную порцию тумаков и только потом смирились с положением дел. Двое находившихся в эйфории с интересом наблюдали за событиями. После бесспорной победы Эрика один вскочил и зааплодировал: «Браво!». А второй со словами «Как она поправила!» побежал в сторону балкона, зацепил электрический провод, оторвал контакт с патроном, отключив свет, и на том же ходу, воспользовавшись отсутствием окон, выпрыгнул с первого этажа. Прокатился кубарем пару метров и радостный побежал дальше.

Тем временем Инал, стоявший на стреме, услышал громыхания в квартире и разволновался. Имея установку бежать за помощью в случае чего, он, заметив вылетевшего с балкона человека, тут же забыл ее. Логика, которую он считал сильной стороной, покинула его. Он не прикинул, что, если там разобрались с двумя более сильными людьми, то от него толку не будет. Придерживаясь с точностью до наоборот того, чего от него требовали, Инал вбежал в подъезд. Верно почувствовав движение в дверном проеме, он вытянул шпагой руку и, закрыв в темноте глаза, с криком бросился вперед. Алиас с Эриком спешно покидали квартиру. Впереди шел Алиас, когда кулак Инала пришелся ему прямо в лоб. Благо, сзади подхватил Эрик.

Возвращаясь домой по вечернему Мухусу, Алиас шутливо отметил:

— Инал, мне в темноте показалось, что кто-то на меня поднял руку.

— Ох, Алиас! Это все галлюциногенные пары, которыми ты надышался.

***

Ветеранов пригласили в апацху. Официанты, как пчелки, носились от кухни до зала, битком наполняя стол едой. Хрустящие, жареные поросята, мясистые черноморские камбалы, вертящийся на шампурах барашек и другие, приготовленные на костре в духе абхазской кухни после долгого копчения, блюда украшали стол. Большой ассортимент салатов, от привычных огурцов и помидоров до Цезаря из морских диковинок, которые некоторые защитники родины видели впервые. Напитки, по стоимости за бутылку равные зарплате любого приглашенного, ждали в холодильнике своей минуты. Музыканты, уплетая еду в конце стола, набирались сил, чтобы подогреть вечер жаркими песнями.

Инициатор пира Максим Астахович, отец Сабины, уехал из Страны души с женой и маленькой дочкой задолго до войны. Начал карьеру в Москве с постройки олимпийских объектов в восьмидесятые годы. Социализм не позволил нажить состояние, зато помог обосноваться в столице, где он устроился юристом. Максим Астахович трудился по много часов в день, что позволяло ему совершенствоваться, как специалисту, а также штурмовать карьерную лестницу, обзаводясь нужными связями. Попав в круговорот московских буден, где работа сменяет дом, а дом работу, Максим Астахович забывал родные места. То времени нет, то дела неотложные, так и отвык. Много говорил об отдыхе на море, но дальше разговоров дело не шло. На абхазском языке, которым владел весьма неплохо, говорил несколько слов в год, обращаясь к жене в обществе, если желал что-то скрыть от окружающих. Общаясь с родителями по телефону, интересовался их проблемами, предлагал помощь, но гордые абхазские старики от всего отказывались. Напротив, ящиками отправляли мандарины, аджику, сушеную хурму и вязаные свитера для Сабины.

Десять лет пролетело как день. Развалился союз, в Россию пришли тяжелые девяностые, а в Страну души танки. По телевизору показывали Каркарашвили, обещавшего решение вопроса любой ценой, даже если придется стереть абхазскую нацию с лица земли. Так люди, жившие в одной могучей стране, стали врагами на несколько поколений вперед. Как и все абхазы, Максим Астахович стал перед выбором: воевать или не воевать. Решение далось быстро. Максим Астахович, не веря в сопротивление маленькой, но гордой Страны души врагу с населением в несколько миллионов, пожалев жену с дочерью, не лишил их кормильца, оставшись в Москве.