Художник, спускающийся по лестнице - [8]
Битчем. Ничего. (Одним яростным усилием затягивает ремень.) Я сам отнесу его вниз. Что там с повозкой?
Мартелло. Повозка в порядке, но вот лошадь внушает мне тревогу – какая-то она горбатая и ноги как спички.
Битчем. Я скоро… вернусь. (Уходит с чемоданом.)
Софи. Какая жалость, что я ничем не могу вам помочь. Но я могу сидеть у окна и следить за вещами.
Мартелло (громко хохочет). Блестящая идея, Софи! Что мне в тебе нравится, так это то, что ты не боишься подшучивать над собой…
Софи. Впрочем, я уверена, что и на другой стороне реки мы не спасемся от очередного аккордеониста. И, разумеется, запах на левом берегу ничуть не лучше. Тем не менее мне кажется, что в Челси нам будет гораздо лучше.
Мартелло. Разумеется, там ведь живет совсем другая публика. Даже художники в Челси выглядят как буржуа.
Софи. А еще там будет солнечнее. Там северный берег, значит, солнце будет светить нам в окно гостиной весь день. Я буду, как обычно, сидеть у окна, солнце будет согревать мне щеки, и я буду представлять Темзу такой, какой ее изобразил Тернер. Вряд ли вид сильно изменился с тех пор, если не считать цвета воды. Тебе никогда не хотелось писать пейзажи в стиле Тернера? Ой, конечно не хотелось, какую глупость я сморозила, прости меня, пожалуйста… Впрочем, не думаю, чтобы и Тернеру хотелось когда-нибудь писать в твоем стиле. Хотя, разумеется, для него это не составило бы труда.
Мартелло. Разумеется.
Софи. Но тем не менее он никогда не стал бы писать так.
Мартелло. Ему это просто никогда не пришло бы в голову. Я думаю, в этом все дело.
Софи. Да, думаю, что именно в этом. Чем ты сейчас занят?
Мартелло. Я забросил живопись и занялся ваянием.
Софи. Я не об этом. Я спросила, что ты делаешь сейчас, здесь?
Мартелло. Ну, ничего особенного, стою и с тобой разговариваю.
Софи. Ты не видишь нигде поблизости какой-нибудь большой плетеной коробки с крышкой?
Мартелло. Большой плетеной коробки с крышкой? Нет, не вижу.
Софи. Странно, в чем же я повезу свои туфли и сумочки?
Мартелло. Ну, не знаю, подожди, пока Печенина поднимется наверх – мне кажется, я слышу его шаги на лестнице.
Софи. Нет, это Мышонок. Какие дурацкие клички – как у школьников. Когда вы перестанете пользоваться прозвищами?
Мартелло. Наверное, со стороны они действительно звучат по-дурацки, но мы ведь никогда не слышим их со стороны: для нас это просто наши имена… Думаю, мы перестанем использовать их, когда состаримся и начнем писать картины в духе Лэндсира.[8]
Софи. Для этого вам придется немало поучиться. Я, собственно, не хотела сказать ничего дурного про ваши имена. Просто меня нервирует вся эта история с переездом.
Мартелло. Разумеется. Она всех нервирует.
Софи. В кличках есть даже что-то милое. Ты когда-то играл на банджо?
Мартелло. Нет. Просто в детстве все считали, что моя фигура слегка смахивает на этот инструмент. А Печенину прозвали так, потому что он любил повторять «Готов поспорить на печенину!»
Софи. Я знаю. А Мышонка так прозвали, потому что он всегда входит тихо, как мышонок.
Что в этот момент Мышонок и делает. Разумеется, Мышонок – это молодой Доннер.
Доннер. Привет, Софи.
Пауза.
Софи. Что здесь происходит? (Пауза.) Он, кстати, уже рассказал мне про твою скульптуру.
Мартелло. Неужели?
Софи. Только о том, что ты ей занимаешься. К слову, на что она похожа?
Мартелло. Ну, вообще-то она называется «Калека». Это будет деревянный человек с настоящей ногой.
Софи. Что-то вроде шутки?
Мартелло. Да.
Софи. И ты на самом деле хочешь взять настоящую ногу?
Мартелло. Разумеется, нет. Мне придется ее изготовить.
Софи. Из чего? Мартелло. Ну, из дерева… из чего же еще?
Пауза.
Софи. Может, лучше сделать одноглазого человека с настоящим глазом под повязкой?
Мартелло. Софи…
Софи (теряет самообладание и срывается на крик). Я все поняла, он не знает, как избавиться от меня, верно? Что здесь происходит – вы все переезжаете или нет?
Мартелло (спокойно). Мышонок остается. А я ухожу… (Мартелло выходит, закрывая за собой дверь.)
Пауза.
Софи (собравшись с духом). Ты остаешься?
Доннер. Да.
Софи. Почему?
Доннер. Я в любом случае намеревался остаться.
Софи. В любом случае?
Доннер. Если бы ты уехала с ними, я все равно не смог бы больше жить с тобой рядом.
Софи. Если бы я уехала?…
Доннер. Софи, ты же знаешь, я люблю тебя… люблю тебя уже многие годы…
Софи. Он хочет, чтобы я осталась здесь? С тобой?
Доннер (кричит). Ну почему, почему ты хочешь уехать с ним? (Спокойно.) Ты уже давно стала ему безразлична. Он все время мучает тебя, и это невыносимо. Когда ты была счастлива с ним, это было невыносимо, и теперь, когда он тебя мучает… это тоже невыносимо…
Софи. Он в кого-то влюбился?
Доннер. Никого другого у него нет.
Софи. Я не об этом спрашивала. Может, он влюбился в ту поэтессу, такую образованную богемную даму со средствами? Он все время читал мне ее стихи, а потом вдруг перестал. Я подумала, что он начал с ней встречаться.
Доннер. Только в обществе. По-моему, она на него не обращает внимания…
Софи. Она будет жить вместе с вами?
Доннер. Нет, ничего подобного!.. Да там для женщины и места нет: одна большая комната в мансарде, кровати стоят рядом и небольшая кухонька в углу…
Известная трагикомедия Тома Стоппарда – парафраз шекспировского «Гамлета», вернее, «Гамлет», вывернутый наизнанку. Мы видим хрестоматийный сюжет глазами двух второстепенных персонажей – приятелей Гамлета по университету Розенкранца и Гильденстерна. Их позвали, чтобы они по-дружески выведали у Гамлета причину его меланхолии. Они выполняют это поручение, потом соглашаются следить за Гамлетом и незаметно для себя становятся шпионами, потом – тюремщиками Гамлета, а потом погибают в результате сложной интриги, в которой они – лишь случайные жертвы.
Творчество англичанина Тома Стоппарда – создателя знаменитых пьес «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», «Настоящий инспектор Хаунд», «Травести», «Аркадия», а также сценариев фильмов «Ватель», «Влюбленный Шекспир», «Бразилия», «Империя Солнца» и многих-многих других – едва ли нуждается в дополнительном представлении. Искусный мастер парадоксов, великолепный интерпретатор классики, интеллектуальный виртуоз, способный и склонный пародировать и травестировать реальность, Стоппард приобрел мировую известность и признан одним из значительных и интереснейших авторов современности.В настоящем издании вниманию читателей впервые предлагаются на русском языке пьесы «Индийская тушь» и «Изобретение любви», написанные с присущим стилю Стоппарда блеском, изящностью и высокой интеллектуальной заряженностью.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Том Стоппард, несомненно, наиболее известный и популярный из современных европейских драматургов. Обладатель множества престижных литературных и драматургических премий, Стоппард в 2000 г. получил от королевы Елизаветы II британский орден «За заслуги» и стал сэром Томом. Одна только дебютная его пьеса «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» идет на тысячах театральных сцен по всему миру.Виртуозные драмы и комедии Стоппарда полны философских размышлений, увлекательных сюжетных переплетений, остроумных трюков.
...Но Телма не слушает. Она прекращает поиски, встает, подходит к своим туфлям — и на что-то наступает. Это пуля от пистолета 22-го калибра. Телма с удовлетворением поднимает ее и кидает в жестяное ведерко для мусора. Раздается звяканье...
Произведения Стоппарда, холодноватые, интеллектуальные, безупречно логичные, чаще всего строятся на одной абсурдной посылке. В пьесе «Альбертов мост» в основу сюжета положена нелепая ошибка, допущенная при расчете наиболее эффективного метода окраски моста. Небрежность дотошного инженера откровенно неправдоподобна, но это – чистая условность, повод к игре ума и слов, в которой Стоппард виртуоз.