Художник и общественная борьба (статьи, заметки, стихи) - [13]

Друзья, давайте же говорить о частнособственнических отношениях!

Вот что я хотел сказать по поводу борьбы с усиливающимся варварством, чтобы это было сказано и здесь или хотя бы повторено также и мною.

Париж, 1935

ЛЕГЕНДА О ХОРСТЕ ВЕССЕЛЕ

Веют с крестами

Крючкастыми флаги.

Эти крюки

Для тебя, для бедняги!

Почти невозможно представить себе, какие трудности приходится преодолевать, чтобы в наше время создать такой образ героя, который найдет мало-мальский сбыт. И не потому, что требования мелкобуржуазной публики, на которую рассчитана пропаганда, стали выше: эта публика, как и прежде, отличается трогательной непритязательностью. Но товар, который должен быть разрекламирован, стал заметно хуже по качеству. А состояние товара для того, кто его рекламирует, некоторое значение все-таки имеет. Разумеется, хороший пропагандист может из ничего сделать что-то; чем лучше он, тем хуже может быть товар. Для того чтобы продать селедку как селедку, первоклассного продавца не требуется, но для того, чтобы выдать селедку за щуку, первоклассный продавец необходим. Ибо это совсем не так просто. Пропагандист не может, конечно, рассчитывать на зоологов, но и все остальные люди тоже поверят ему не совсем слепо. Лучше всего иметь дело с теми, кто еще никогда не ел щуки. Его клиенты должны быть очень сытыми или очень голодными. А он сам должен быть в состоянии поглощать бесчисленное множество селедки с выражением самого искреннего удовольствия. Короче говоря, во всем этом есть немало такого, на что не каждый способен, тем не менее приходится признать, что национал-социалистское движение в целом, когда оно выдает свою селедку за щуку, выручает неплохую прибыль.

Нацистское движение должно выбирать своих героев с величайшей тщательностью. Не следует говорить, что здесь невозможен никакой произвольный выбор и все решает счастливый случай. Чтобы имя было у всех на устах, его надо вложить каждому в рот. А вложить можно то или другое имя. Общее правило, правда, несколько грубое, - выбирать мертвецов, ибо, рассказывая о мертвых, мы, хотя и можем наткнуться на людей, которые также наживаются на историях о них, но одним рассказчиком у нас все-таки будет меньше - самим покойником. Жизнеописания некоторых людей выглядели бы получше, если б их жизнь была покороче. Многие из тех, кто сидит сейчас в виллах и дворцах, еще несколько лет назад ютились в жалких комнатушках; насколько легче было в те времена рассказывать об их абсолютном бескорыстии, и если бы смерть унесла их из этих жалких, плохо обставленных комнат, они в эти виллы так и не переехали бы. Смерть - вот, пожалуй, единственное, что могло удержать их от этого переезда. Однако главное: герой должен быть выбран так, чтобы даже людям с самой бедной фантазией было понятно, что он символизирует собой движение. Он должен подходить для этого, и не одной какой-либо чертой или одним поступком, а так, чтобы, думая о нем, мы думали о движении, а думая о движении, думали бы о нем. Очень многое здесь зависит от профессии. Например, совсем не все равно, скажем ли мы о гражданской профессии какого-нибудь фюрера "маляр" и "шпик рейхсвера" или "художник" и "чиновник службы информации". Шпик - это уже с самого начала звучит плохо. Маляр всего-навсего мажет краской более или менее разрушенные стены, - не слишком-то созидательная деятельность. Художник зато может скрыть трещины и изъяны стен прекрасными фантастическими картинами, подлинными произведениями искусства, которые, если и не облегчают жизнь за этими потрескавшимися стенами, могут облегчить сдачу квартир за ними и послужат удовольствию прохожих.

В поисках подходящего героя, такого, чтобы, думая о нем, мы думали бы о движении, а думая о. движении, мы сейчас же подумали бы о нем, национал-социалистское движение, наверное после долгих колебаний, остановилось на сутенере.

Разумеется, они не восклицали: где взять сутенера? Они спрашивали: где sex appeal, красноречие, невежество и жестокость? На это отозвался сутенер. То, что обладатель столь ценных качеств был сутенером, делало его почти непригодным. Еще и сегодня создатели легенды продолжают отрицать его знакомство с этой профессией.

Профессия сутенера не очень красивая профессия. Он выступает в качестве предпринимателя на самом глубоком дне большого города, на том рынке, где акт любви обменивается на горячие сосиски. Он заставляет работать на себя тех, кто не может поддерживать свою жизнь иначе, чем продавая себя, и он извлекает из этой работы прибыль. Конечно, он совсем маленький предприниматель, разумеется, он не Крупп.

Мелкий буржуа считает проститутку "плохой", а если он пописывает, то изображает ее романтической фигурой, жертвой общественного строя. Рабочий видит ее недостатки, он не романтизирует ее, а последствия общественного устройства он чувствует на своей шкуре. Он смотрит на нее как на профессионалку и видит, что профессия у нее тяжелая. Он понимает, что она нуждается в защитнике, но он знает, что ее защитник эксплуататор-кровопийца.

Иозефа Геббельса не устраивало, что его герой или то, что должно было стать его героем, - тот ком глины, в который он хотел вдохнуть свой дух, был сутенером, то есть сам открыл свои качества: sex appeal, красноречие, невежество и жестокость, - и решил стать сутенером. Вся Большая Франкфуртская улица знала и каждый может на ней узнать о том, что Вессель, студент-правовед, жил с Эрной Енике в доме 18 по Большой Франкфуртской улице и какая у нее была такса.