Художник и критик - [14]
По своей основной тенденции и способности к росту литература социалистического реализма представляет собой ценность, несравнимую с любой из литератур современных капиталистических стран. Она обладает общественными, идейными, художественно безграничными возможностями и поднимется до уровня, который сегодня еще трудно себе представить, в то время как зарубежные литературы даже там, где они не порабощены фашизмом, вынуждены, главным образом, спасать старые демократические ценности от внутреннего и внешнего давления деградирующего капитализма. Но мы сказали уже, что это потенциальное превосходство может быть реализовано только путем серьезной работы.
Разумеется, мы не считаем такой работой приобретение модного «мастерства», это не так уж трудно и достигнуто немалым числом писателей. Мы говорим об изменении самого типа писателя, о преодолении тех вредных пережитков, которые первоначально возникли из капиталистического «специализированного разделения, труда».
Из нашей литературы еще не исчезли поверхностность мысли, бедность переживаний, субъективистское отношение к вопросам художественной формы, слабая обработка непосредственного материала действительности. Все это весьма существенные идеологические и художественные симптомы, показывающие, что пороки «профессиональной литературы» еще далеко не полностью преодолены, а в некоторой части нашей литературной среды остались еще почти незатронутыми коммунистическим воспитанием.
Советские читатели любят свою литературу. Но не следует недооценивать их критического отношения к ее недостаткам, и чем больше сознательная часть рабочих, колхозников, новой интеллигенции освобождается от пережитков капитализма в сознании, тем решительнее предъявляет она писателям свои требования. Достаточно послушать голоса, все громче раздающиеся со страниц наших газет. Приведем один пример. «Литературная газета» провела анкету среди читателей, где главным вопросом было: кто их любимый герой в произведениях советской литературы. Среди других критических суждений мы читаем следующее:
«Откровенно говоря, есть любимые герои и нет их. Когда читаешь какое-либо произведение советской литературы, ты сопутствуешь герою. Кончил читать, и герой испарился. Не оставил у тебя следа. Я думаю, все это происходит от того, что сами авторы, когда работают над своими произведениями, не любят своего героя, вымышляют его. И потому он у читателя не оставляет следа».
Характерно, что читатель, написавший этот отзыв, положительно оценивает Павла Корчагина; этого героя Н. Островского упоминают в ответах на анкету чаще всего. Это не случайность. У Островского во всех вопросах жизни и мировоззрения проявляется настоящая страсть; у него есть глубокое стремление понять все силы, движущие нашу действительность и управляющие судьбами отдельных людей. В этом смысле его роман противоположен произведениям многих наших современников, произведениям схематичным, равнодушным и искусственным.
Литература, имеющая читателей, которые с такой проницательностью разбираются в ее действительных недостатках и так хотят помочь ее дальнейшему росту, должна преодолеть то, что связывает еще ее развитие, и сумеет это сделать.
Но серьезную опасность представляет то направление мысли, которое старается представить существующие пороки и несовершенства в приукрашенном виде, а такие попытки есть. Они были и в дискуссии о задачах критики, где целый ряд пережитков «узкой специализации» проявился с большой очевидностью. Еще не изжит разрыв между эстетикой, историей литературы и критикой. Немалое число критиков сходится во мнениях с теми писателями, которые пренебрежительно относятся к теории и истории. Хуже всего, что такие критики «теоретически» обосновывают поверхностность и стараются поднять беспринципность критики на принципиальную высоту. Вместо того чтобы предостерегать художника от вольного или невольного подражания буржуазией декадентской литературе, они награждают званием «совершенно нового», «социалистического» искусства произведения, носящие на себе печать той буржуазной идеологии, которую «в принципе» отвергают. Этим они поддерживают самодовольство тех писателей, которые мало склонны к серьёзному умственному труду и задерживают идейное развитие литературы.
Тов. Ермилов — один из самых ярких представителей этого типа критики. Он отвергает самостоятельную идеологическую работу художника, называя ее рационализмом, отрывает, по образцу декадентских философов, чувство от разума, предоставляя последнему исключительно науку, а искусству разрешая изображать только то, что уже известно благодаря науке. Так строится система, которая может показаться теоретически неискушенному читателю весьма «художественной». У нас нет возможности разобрать ее здесь детально. Мы только сопоставим здесь с определением, которое дал задачам искусства т. Ермилов, оригинальный источник его взглядов, чтобы показать читателю, откуда исходит и куда приводит теоретическая беспринципность.
«Искусство воспроизводит всю неповторимость, все своеобразие данной отдельной личности, данных своеобразных обстоятельств, со всей их особой сложностью, со всем тем, что «слепила» жизнь в этом отдельном случае, в это время, в этом месте». (В. Ермилов. «Литгазета» № 69/776, 1938 г.)
Антонио Грамши – видный итальянский политический деятель, писатель и мыслитель. Считается одним из основоположников неомарксизма, в то же время его называют своим предшественником «новые правые» в Европе. Одно из главных положений теории Грамши – учение о гегемонии, т. е. господстве определенного класса в государстве с помощью не столько принуждения, сколько идеологической обработки населения через СМИ, образовательные и культурные учреждения, церковь и т. д. Дьёрдь Лукач – венгерский философ и писатель, наряду с Грамши одна из ключевых фигур западного марксизма.
Перевод с немецкой рукописи Н. Волькенау.Литературный критик., 1936, № 8.
"Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены" #1(69), 2004 г., сс.91–97Перевод с немецкого: И.Болдырев, 2003 Перевод выполнен по изданию:G. Lukacs. Von der Verantwortung der Intellektuellen //Schiksalswende. Beitrage zu einer neuen deutschen Ideologie. Aufbau Verlag, Berlin, 1956. (ss. 238–245).
Государственное Издательство Художественная Литература Москва 1937.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Наталья Алексеевна Решетовская — первая жена Нобелевского лауреата А. И. Солженицына, член Союза писателей России, автор пяти мемуарных книг. Шестая книга писательницы также связана с именем человека, для которого она всю свою жизнь была и самым страстным защитником, и самым непримиримым оппонентом. Но, увы, книге с подзаголовком «Моя прижизненная реабилитация» суждено было предстать перед читателями лишь после смерти ее автора… Книга раскрывает мало кому известные до сих пор факты взаимоотношений автора с Агентством печати «Новости», с выходом в издательстве АПН (1975 г.) ее первой книги и ее шествием по многим зарубежным странам.
«Вечный изгнанник», «самый знаменитый тунеядец», «поэт без пьедестала» — за 25 лет после смерти Бродского о нем и его творчестве сказано так много, что и добавить нечего. И вот — появление такой «тарантиновской» книжки, написанной автором следующего поколения. Новая книга Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским» раскрывает неизвестные страницы из жизни Нобелевского лауреата, намекает на то, что реальность могла быть совершенно иной. Несмотря на авантюрность и даже фантастичность сюжета, роман — автобиографичен.
История всемирной литературы — многотомное издание, подготовленное Институтом мировой литературы им. А. М. Горького и рассматривающее развитие литератур народов мира с эпохи древности до начала XX века. Том V посвящен литературе XVIII в.
Опираясь на идеи структурализма и русской формальной школы, автор анализирует классическую фантастическую литературу от сказок Перро и первых европейских адаптаций «Тысячи и одной ночи» до новелл Гофмана и Эдгара По (не затрагивая т. наз. орудийное чудесное, т. е. научную фантастику) и выводит в итоге сущностную характеристику фантастики как жанра: «…она представляет собой квинтэссенцию всякой литературы, ибо в ней свойственное всей литературе оспаривание границы между реальным и ирреальным происходит совершенно эксплицитно и оказывается в центре внимания».
Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР (Главлит СССР). С выходом в свет настоящего Перечня утрачивает силу «Перечень сведений, запрещенных к опубликованию в районных, городских, многотиражных газетах, передачах по радио и телевидении» 1977 года.
Эта книга – вторая часть двухтомника, посвященного русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить. Во второй том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Пикуль, Булгаков, Шаламов, Искандер, Айтматов, Евтушенко и другие. Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга. Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».