Художник Её Высочества - [3]

Под занавес прикатили роллеристы. Расставили в ряд банки «кока-колы», являющейся собственным символом роллеризма, и устроили шумные состязания. Разбегались и винтили ногами вокруг банок прихотливые фортеля. В особенности поднимался ажиотаж, когда кто очередной, не удержавшись на ногах, шлепался на свои защитные наколенники, налокотники, а чаще на надежный зад. Громче всех, гоготал упавший. Прохожие частью переходили к парапетам, другие собрались зрительской шеренгой и принимали живое вербальное участие в соревнованиях, то есть, переживали и, выбирая себе любимчика, не без азарта болели. Когда после очередного падения поднимался дым коромыслом, прореженный сувенирный ряд наполнялся ухмылками и переглядываниями. Они сами привыкли быть центром внимания, и роллеризм, как явление общественной жизни, их коробил.

— Я ушел. Мое почтение, граций нежный попечитель.

— Вам тем же самым местом. Целую в дёсны.

Степан улегся животом на парапет и надолго задумался, оглядывая клинок реки в ножнах города.

— Любовь москвичей к товарищу Сталину безгранична.

Слова, сказанные шепотом, вывели из прострации. Вполоборота к нему, рядом, стояла девушка фарфоровой бледности в свете первых уличных фонарей и перебегала глазами со шпиля на полушпили, по строчкам окон вниз, к скульптурным группам, по зеву входа к широкой лестнице. Почувствовав на себе взгляд, оглянулась.

— Прости, что ты сказала?

Девушка пошевелила пальцами в воздухе.

— Я в уме размышляла и случайно на вскидку…

— Извини за настырство, но вот же сейчас что-то архидревнее… — энергично колотнув ладонью.

— Как думаешь, Иосиф Виссарионович был сложным человеком?

Степан неуловимо лизнул глазами понизу. «О-ля-ля! Ножки-то у матери моих будущих детей!»

— Фу! Ну разве можно в такой вечер о мерзавце с сердцем полным глистов?

Девушка хмыкнула.

— Вечер, кстати, всё еще душный. Я вот подумала, на его теле же строили эти соборы.

Степан понял ход её мысли, но прокоментировать не успел. Девушка, явно теряя к нему интерес, закончила:

— Не о чем говорить. Только шальные мелкие мысли.

— Именно! Эти капли не на нашу плеш. Социалистическая фаланга там, вгрызающаяся в тьфу ты..! Сен-Симон, кладбище Пер-Лашез и козлы кремлежопые, зачихавшие в общем-то светлую идею. Плюс отопление этой пирамиды из-за сложного рельефа стен стоит та-аких деньжищ! — надул щеки, задвигал бровями и засмеялся. — Но что за аберрации на сон грядущий? — и снова выстроил веселую рожицу в том смысле, мол, что рад был почти познакомиться и пора углублять отношения, соскальзывая в привычную лунку. Но барышня не оценив его энтузиазма, пошла к остановке, сказав вместо прощания:

— В самом деле. Пятиугольник — есть многоугольник с пятью сторонами.

Даже не повернув голову на его последний выстрел:

— Пускай девочки не задаются!

Возвращаясь, по дуге обходя женщин, заканчивающих выкладку клумб, мимо освежающих, наконец, фонтанов, молодой человек думал о том, какие странные особы посещают Воробьевы горы в третьем акте вечерней пьесы.

«Спать хочу! Не буду брать.» Но телефон настаивал. «Лишь только прозвенит расхристанный будильник, я стану знаменит, как разума светильник.» Низом подушки выбросил руку вперед и с неудовольствием сжал горло телефонной трубки. Молодёжь мобильники из рук не выпускает, женщины на телефоне висят, Степан средства коммуникации тихо ненавидит. В отмятое красное ухо знакомо ударило звуковой волной.

— Аллё, аллё, это магазин парашютов? Здрасте! Я у вас вчера парашют купил, а он не раскрылся. Можно здать?

— Вань, отвались хихикаться с утра пораньше, а?

— Отваливаюсь. Вы уже оба встали? Привет сирибрякам! Это мы, твои друзья, скупщики краденного. Спишь ещё, спляча красуня? Начало девятого. Спун ты и дрыхалета.

Степан сморщил нос.

— Не ори белугой, колготки порву. Ночью душно было, я весь извелся. Сплин у меня, опрелости и скелет болит. Чего хотел, Ванька?

Да ничего особенного, его дружок просто жизни радуется. Дружок уже успел с человеком встретиться — денежки за гениальное произведение получил. Он выиграл! Полгода назад Иван случайно присел на палитру, разозлился, в сердцах шлёпнулся задом на чистый холст, провернулся на триста шестьдесят градусов, штаны всё равно не вытер — пришлось выкинуть, и поклялся продать холст, чтобы компенсировать потери. Поспорил, что толкнёт и ведь толкнул под следующее теоретическое оформление:,Вы банкир и финансируете, а я популяризую поперечный поп-артизм. Искусство не стоит на месте, открываясь во всём своём пространстве новостями., Соответственно обмыть надо, святое дело. Он тут рядом, на проспекте Вернадского. Степан повыл, прозёвываясь, и выразил мысль: ясное дело, поправиться, если вчера вдруг угораздило набраться недостатками утомлённого, но будней порой надо… В микрофоне смущенно захихикало в том плане, что как раз и угораздило.

— Черт с тобой — приезжай. Только похмеляешься сам. Вань, купи по дороге женских тампонов три пачки, у меня закончились, а я хочу с сангиной поработать.

Художник использовал тампоны в качестве растирочного материала для графики. Фетровые палочки для этого дела в магазине художественных принадлежностей и стоили дорого, и их не напасёшься.