Художница проклятий - [57]
Он сел и потянулся за ножом, который держал на поясе.
– Ты прокляла меня.
– Я все могу объяснить, – быстро сказала Брайер, отползая назад.
– Тебе нужно будет не только все объяснить.
– У меня не было выбора. Если бы ты дотронулся до той картины… – Брайер пискнула, когда Арчер схватил ее за запястье и притянул к себе. В лунном свете сверкнуло лезвие его ножа.
– Кто ты такая? – требовательно спросил он. – Неужели Ларк нанял тебя, чтобы ты прокляла город этой мерзостью?
– Нет! Я пыталась остановить тебя от привлечения…
– Это был кто-то из твоих друзей? – требовательно спрашивал Арчер. – Кто-то, кто не хотел бы, чтобы его злую шутку испортили?
– Они мне не друзья. Они…
– Тогда кто?
– Я пытаюсь сказать тебе, но ты не даешь мне закончить ни одного предложения! – огрызнулась Брайер.
Арчер открыл рот, потом снова закрыл. Он немного опустил нож, но продолжал держать девушку за запястье, наблюдая за ней прищуренными глазами.
– Я узнала стиль этого проклятия, – сказала Брайер. – Он принадлежит очень опасному художнику проклятий из Верхнего Люра. Обычно он не работает в приграничных графствах.
Голос девушки звучал слишком громко, и она остро ощущала лес, возвышающийся у нее за спиной. Молчаливые очертания Нового Честера были не намного лучше. За ними мог наблюдать, кто угодно.
– Я точно не знаю, как долго это проклятие существует, – продолжила Брайер, – но если художник все еще где-то поблизости, нам не нужно, чтобы он нас нашел. Я могу назвать только одно место по- близости, которое достаточно важно, чтобы там был необходим художник проклятий такого масштаба.
– Нэрроумар.
– Вот именно, – чувствуя, что Арчер не собирается бить ее ножом, Брайер высвободила свое запястье из его хватки и осторожно его потерла. – Если этот конкретный художник проклятий защищает Нэрроумар для лорда Ларка, то наша работа будет еще сложнее, чем мы думали. Если он узнает, что мы идем, то у нас нет шансов.
– Ясно.
Брайер поморщилась от ровного тона Арчера. Его лицо в темноте было непроницаемым подобно маске. В нем не было и намека на ту теплоту, которую он проявлял к ней после случившегося в Грязерынке.
– Прости, что прокляла тебя, – сказала Брайер, – но теперь ты понимаешь, почему я не могла позволить тебе прикоснуться к этой картине?
– Понимаю, – Арчер встал. Его движения были резкими, четко выверенными. Он не подал Брайер руку, чтобы помочь подняться, как делал это много раз прежде.
Художница поднялась на ноги без посторонней помощи, готовая бежать, если Арчер снова попытается схватить ее. Однако он просто смотрел на девушку, словно чего-то ждал.
Брайер нервно переступила с ноги на ногу.
– Может, пойдем искать остальных?
– Пока нет. Боюсь, я больше не могу закрывать глаза на твои маленькие секреты и нарушение субординации.
Глаза Брайер прищурились, и ее пальцы медленно потянулись к сумке с красками.
– Нарушение субординации?
– Я нанял тебя для работы. Я сам виноват, что недостаточно тщательно проверил твои рекомендации, однако мы с моей командой больше не можем позволить тебе находиться среди нас и делать что вздумается.
Арчер снова говорил о Брайер и своей шайке как об отдельных явлениях, и от этого девушке было больно. Она была права. Доверие между ними было уничтожено в одно мгнове- ние.
Пытаясь скрыть обиду, Брайер понизила голос, чтобы ее тон соответствовал тону Арчера.
– Что ты хочешь этим сказать?
Арчер сунул нож обратно за пояс и скрестил руки на груди.
– Я думаю, что тебе пора рассказать мне, кто ты такая и как ты связана с этим таинственным художником.
Плечи Брайер поникли. После того, что она только что видела в городке, после того, когда узнала стиль картины и ее эффект, она больше не могла скрывать свою истинную личность. Арчер заслуживал услышать от нее правду. И вот теперь, когда на мир опустилась тьма, которой мешали лишь свет звезд и сияние заколдованного городка, Брайер поведала Арчеру свою историю.
Это история о благословении. То было маленькое благословение, из тех, что не дают родителям спать по ночам пронзительными криками и крошечными кулачками, хватающими перепачканные краской пальцы. Это было такое благословение, которое вызывало яростное, сводящее желудок желание заботиться и защищать даже у самого надменного из отцов и у самой безжалостной из матерей.
Родители маленького благословения занимались тем, что добавляли в мир большие сгустки зла, но в тот раз, по крайней мере, им удалось создать что-то хорошее.
Глава 16
– Мои родители научили меня живописи, – начала Брайер. – Мы проводили часы в студии в нашем доме с того момента, как я могла удержать кисть в своих пухлых маленьких кулачках. Я перешла в рекордно короткие сроки от простых фигур из палочек к пейзажам и портретам, которые действительно выглядели как реальные объекты. Мои родители – великолепные художники, и я была их лучшим проектом. Они также учили меня своим теориям о магии проклятий, однако большую часть времени им просто нравилось давать кисти мне в руки и смотреть, что я могу сделать.
Брайер вспомнила смех первых дней, морской бриз, задувающий в открытые окна, гордость в глазах родителей. Однажды она нарисовала солнце и луну на своих щеках в надежде вызвать у них улыбку. Они оба бросились к ней, опасаясь, что девочка вложила слишком много магии в изображения на своей коже, чтобы причинить себе боль. Они терли ее лицо до тех пор, пока щеки Брайер не стали ярко-розовыми, предупреждая, чтобы она никогда не проклинала собственное тело. Брайер знала, что родители любят ее. Отчасти именно из-за этого ей было трудно понять, что они за люди.
