Худой мужчина - [27]

Гилд сказал:

— К черту Мириам. Тебе не хотелось бы загреметь в кутузку за беспамятство?

— Дайте же мне минуточку, лейтенант. Я вспомню. Вовсе я и не тяну волынку. Вы же знаете, я с вами всегда начистоту. Просто я сейчас в расстройстве. Посмотрите на мою руку. — Он поднял правую руку, демонстрируя нам распухшее запястье. — Всего одну минуточку. — Он закрыл лицо руками.

Гилд подмигнул мне, и мы стали ждать, когда же у коротышки заработает память.

Внезапно он убрал руки с лица и расхохотался.

— Черт возьми! Поделом мне было бы, если б вы меня зацапали. В тот день я был… Стойте, я покажу вам. — Он вышел в спальню.

Прошло несколько минут. Гилд позвал:

— Эй, нам что, всю ночь ждать? Пошевеливайся.

Ответа не было.

Когда мы вошли в спальню, она была пуста. Мы открыли дверь в ванную — тоже пусто. Только открытое окно и пожарная лестница.

Я ничего не сказал, и лицо постарался сделать не слишком выразительным.

Гилд слегка сдвинул шляпу на затылок и сказал:

— Это он зря. — Он направился в гостиную, к телефону.

Пока он звонил, я немного порылся в шкафах и ящиках, но ничего не нашел. Я не слишком старался и бросил это дело, как только он кончил приводить в движение громоздкую полицейскую машину.

— Думаю, что мы найдем его, как миленького, — сказал он. — У меня есть новости. Мы опознали Йоргенсена как Роузуотера.

— Кто проводил опознание?

— Я послал человека побеседовать с той девчонкой, которая его алиби подтвердила, с Ольгой Фентон. Из нее-то он это и выжал, в конце концов. Насчет алиби, правда, так и не растряс. Пойду туда и сам попробую. Хотите со мной?

Я посмотрел на часы и сказал:

— Хотелось бы, но слишком поздно. Его взяли?

— Ордер уже есть. — Он задумчиво посмотрел на меня. — И придется же этому красавчику развязать язычок!

Я ухмыльнулся ему.

— А теперь, кто, по-вашему, убил?

— Меня это не волнует, — сказал он. — Мне бы только было чем поприжать побольше людишек, а я уж из них найду кого надо — оглянуться не успеете.

На улице он пообещал держать меня в курсе, мы пожали руки и разошлись. Через пару секунд он догнал меня и попросил передать Норе самые наилучшие пожелания.

XVII

Дома я передал Норе изустное послание Гилда и поделился с ней новостями дня.

— У меня тоже есть для тебя новости, — сказала она. — Заходил Гилберт Винант и очень расстроился, не застав тебя. Он просил передать, что хочет сообщить тебе нечто «чрезвычайно важное».

— Должно быть, обнаружил, что у Йоргенсена тоже помешательство на почве матери.

— Думаешь, Йоргенсен убил ее? — спросила она.

— Раньше мне казалось, что я знаю, кто убил, — сказал я, — но теперь все так запуталось, и остается только гадать.

— А если погадать — то кто же?

— Мими, Йоргенсен, Винант, Нунхайм, Гилберт, Дороти, тетя Алиса, Морелли, ты, я или Гилд. Может быть, Стадси убил. Не соорудить ли чего-нибудь выпить?

Она приготовила коктейли. Я допивал второй или третий, когда она, ответив на телефонный звонок, подошла ко мне и сказала:

— Твоя подружка Мими хочет поговорить с тобой.

Я подошел к телефону.

— Привет, Мими.

— Ник, извините меня, пожалуйста, я так грубо вела себя вчера, но я была так взволнована, и просто вышла из себя, и устроила целый спектакль. Пожалуйста, простите меня. — Все это она проговорила очень быстро, словно хотела с этим поскорей покончить.

— Ничего, — сказал я.

Едва я успел вставить это слово, как она снова заговорила, на сей раз помедленней и посерьезней.

— Могу я вас видеть, Ник? Произошло нечто ужасное, нечто… Я не знаю, что делать, к кому обратиться…

— А что такое?

— Не телефонный разговор, но вы просто обязаны сказать мне, что делать. Мне необходим совет. Не могли бы вы прийти?

— Сейчас, что ли?

— Да. Пожалуйста.

Я сказал:

— Хорошо, — и вернулся в гостиную. — Мне надо сбегать навестить Мими. Она говорит, что в безвыходном положении и ей нужна помощь.

Нора усмехнулась.

— Смотри у меня. Она извинения просила, что ли? У меня просила.

— Да, единым духом выпалила. Дороти дома или еще у тети Алисы?

— Гилберт говорит, еще у тети. Ты надолго?

— Дольше чем надо не задержусь. Скорее всего, Йоргенсена сцапали, и она хочет знать, нельзя ли как-нибудь это дело уладить.

— Что с ним могут сделать — конечно, если он эту самую Вулф не убивал?

— Могут старые грехи припомнить — угрозы в письмах, попытки вымогательства. — Я оторвался от стакана и задал вопрос — и Норе, и самому себе: — Интересно, знаком ли он с Нунхаймом? — Я подумал над этим, но ничего большего, чем отдаленная возможность, у меня из этого не выходило. — Ну ладно, я пошел.

XVIII

Мими встретила меня с распростертыми объятиями.

— Ужасно, ужасно мило, что вы меня простили, но, Ник, вы же всегда были ужасно милы. Не знаю, что на меня нашло в тот вечер.

Я сказал:

— Забудем об этом.

Она была розовей обычного, а напряженные лицевые мускулы делали лицо моложе. Ее голубые глаза сильно сверкали. Она ухватила меня за руки своими холодными руками и вся напряглась от волнения — но какого рода было это волнение, я не мог определить.

Она сказала:

— И со стороны вашей жены ужасно мило…

— Забудем об этом.

— Ник, а что могут сделать, если утаишь доказательство чьей-то виновности в убийстве?