Худой мужчина - [24]

— Тогда чего же он боится?

— А я знаю? Сам его об этом спрашивал. Но ты же знаешь иностранцев.

Я сказал:

— А-га. Они припадочные. А не мог он дружка прислать, ее проведать?

— Думаю, что ты этого парня неверно вычислил, — сказал Стадси. — Дамочку-то я знал. Она сюда иногда с ним захаживала. Ничего у них серьезного не было. Не настолько он на ней свихнулся, чтобы иметь резон ее кончить. Честно.

— Она тоже на игле сидела?

— Не знаю. Видел — баловалась иногда. Может, просто компанейская была — он колется, ну и она…

— А с кем она еще ходила?

— А ни с кем, — безучастно ответил Стадси. — Есть тут одна сволочь, Нунхайм по фамилии, так он на ее глаз положил, только не больно-то у него получилось, как я понимаю.

— Вот, значит, откуда Морелли узнал мой адрес.

— Не будь дураком. Как же, станет Морелли с ним водиться — разве только врезать пару раз. Не он ли в полицию настучал, что Морелли с этой дамочкой знаком? Дружок твой?

Я подумал и сказал:

— Не знаю его. Слыхал, что он вообще-то оказывает полиции кой-какие услуги.

— М-м-м. Спасибо.

— За что спасибо? Я ничего не говорил.

— Согласен. Теперь ты мне скажи — с чего весь этот базар? Ее ведь убил этот тип Винант, верно?

— Многие так думают, — сказал я, — только ставлю сто долларов против твоих пятидесяти, что это не он.

Он покачал головой.

— В твои игры я на деньги не играю. — Он вдруг просиял. — Но я вот как поступлю — тогда можем и об заклад побиться, если хочешь. Помнишь, когда ты меня застукал, я и вправду не в ту стойку встал. И вот интересно мне — получится у тебя еще раз? Когда-нибудь, когда поправишься, мы могли бы…

Я усмехнулся и сказал:

— Нет, я не в форме.

— Да я и сам разжирел, как боров, — настаивал он.

— Кроме того, тебе просто не повезло в тот раз: ты равновесие потерял, а я стоял крепко.

— Самолюбие мое щадишь, — сказал он, а потом призадумался и добавил: — Правда, тогда тебе действительно повезло. Ну, если не хочешь… Позвольте наполнить ваши бокалы!

Нора решила, что хочет быть дома пораньше и потрезвей, поэтому мы покинули Стадси и его «Чугунную Чушку» чуть позже одиннадцати. Он проводил нас до такси и энергично пожал нам руки.

— Имел большое удовольствие, — сказал он нам.

Мы, в свою очередь, наговорили ему любезностей и уехали.

Нора нашла, что Стадси неотразим.

— Половину не поняла из того, что он говорил.

— Подходящий парень.

— Ты сказал ему, что сыском больше не занимаешься?

— Он решил бы, что я ему что-то вкручиваю, — пояснил я. — Для таких придурков, как он, ведь как? — сыщиком был, сыщиком и помрешь. Чем он будет думать, что я ему соврал, лучше уж и в самом деле соврать. Сигареты есть? Он мне по-своему доверяет.

— А ты правду говорил, когда сказал, что Винант не убивал ее?

— Не знаю. Мне кажется, что правду.

В «Нормандии» меня ждала телеграмма от Маколея из Аллентауна: ЭТО НЕ ВИНАНТ И НА САМОУБИЙСТВО НЕ ПОКУШАЛСЯ.

XV

На следующее утро я вызвал стенографистку и разобрался с большей частью накопившейся почты, поговорил по телефону с нашим поверенным в Сан-Франциско — мы хотели спасти одного из клиентов нашей лесопилки от банкротства; еще час потратил, просматривая план, который мы разработали, чтобы платить поменьше налогов в казну штата; в общем, побыл самым деловым из деловых людей и к двум часам, когда я прекратил работу на сегодня и отправился обедать с Норой, я почувствовал себя чрезвычайно добродетельным.

Нора договорилась пойти поиграть в бридж после обеда, я же направился к Гилду, с которым несколько раньше поговорил по телефону.

— Значит, ложная тревога? — спросил я после того, как мы обменялись рукопожатиями и уселись в кресла.

— Вот именно. Это такой же Винант, как я. Вы же понимаете, как это получается: мы сообщаем филадельфийской полиции, что он оттуда послал телеграмму, и даем приметы, и теперь всю неделю для половины штата Пенсильвания каждый тощий бакенбардист — непременно Винант. Нашего зовут Барлоу, он безработный плотник, насколько мы смогли выяснить. Его подстрелил черномазый, который хотел его ограбить. Пока еще он не может много говорить.

— А не могли его подстрелить по ошибке — по той же ошибке, которую сделала аллентаунская полиция?

— То есть, приняв за Винанта. Очень возможно — если это нам что-то дает. Дает?

Я ответил, что не знаю.

— Маколей вам сообщил о письме, которое получил от Винанта?

— Он не сказал мне, что в нем.

Сказал я. Сказал и о Роузуотере, что знал.

— Вот это интересно, — сказал он.

Я рассказал о письме, которое Винант послал сестре.

— Обширная переписка, да?

— Я тоже обратил внимание. — Я сказал ему, что описание Виктора Роузуотера с небольшими изменениями подошло бы и Кристиану Йоргенсену.

Он сказал:

— Да, послушать вас не вредно. Продолжайте, продолжайте, не обращайте на меня внимания.

Я сказал ему, что это все. Он откинулся в кресле и вперил свои бледно-серые глаза в потолок.

— Тут есть над чем поработать, — изрек он наконец.

— Этого парня в Аллентауне подстрелили из тридцатидвушки?

Гилд с любопытством посмотрел на меня, потом покачал головой.

— Из сорокчетверки. Есть идеи?

— Нет. Просто мысленно прокручиваю ситуацию.

Он сказал:

— Понятно, — снова откинулся и уставился в потолок. Когда он заговорил, было похоже, что он думает о чем-то другом. — Это алиби Маколея, о котором вы говорили, — оно вполне прочное. Он тогда опоздал на встречу с Винантом, и мы определенно знаем, что он был тогда в конторе у человека по фамилии Германн с пяти до двадцати минут четвертого, то есть в интересующее нас время.