Хрустальный лес - [40]

— Ой, ему же больно! — ахнули девочки.

— Ничего, заживёт. Он гуляет, пока не заживёт, потом его опять ловят.

— А как ловят?

— Арканом. Вот таким, как у меня.

Он отвёл велосипед от забора:

— Илюшка, подержи!

Болат отбежал на несколько метров, поколдовал над арканом, и… свистящая петля аркана легла на руль велосипеда и затянулась прочным узлом.

— Вот мы его и поймали! — Болат подтянулся к велосипеду, ни на секунду не выпуская аркан из рук, будто перед ним и в самом деле был верблюд, который мог вырваться и убежать. — Сейчас нужен кескек, палка такая длинная. Привязываем палку к жузген мурындык, ну, к той петле, что у него в носу…

Болату подали длинный прут, и он стал показывать, как всадник управляет непокорным животным. И так сосредоточенно и напряжённо было у Болата лицо, так точны и выразительны все его движения, что и в самом деле казалось, будто велосипед уже не велосипед и Болат — не тот Болат, мальчишка, которого знали ребята, а лихой джигит, отважный степной наездник. Велосипед-верблюд носился по школьному двору, крутился на одном месте, вставал на дыбы, встряхивался, стараясь сбросить наездника, но Болат твёрдо держал кескек.

«Верблюд» становился тише, тише, вот он совсем успокоился и ровно побежал, подчинившись воле Человека.

И тут школьное радио объявило, что пора строиться на линейку.

Первоклассников поставили на самом видном месте. Все глядели на них: они были такие серьёзные, испуганные, так потешно держали свои букеты!

К пятиклассникам подошла их новая классная руководительница — учительница биологии, и ребята стали дарить ей букеты. У Болата букета не оказалось.

— Он ещё весной постарался, — смеялась Айгуль. — Помните, как он Софье Васильевне гадюку преподнёс? Она ей больше, чем цветам, радовалась.

Когда прозвенел первый звонок, директор школы сказал:

— Как всегда, первый урок нового учебного года у нас в каждом классе начинают знатные люди нашего совхоза.

Ребята аплодировали, а знатные люди — механизаторы, строители, доярки — смущённо улыбались, и на их парадных костюмах, специально надетых для такого дня, поблёскивали ордена и медали.

Рядом с Илюшкой посадили курносую девчурку. Косички у неё были тёмные, а волосы на макушке совсем светлые — выгорели от солнца. Лицо круглое, щёки пухлые, и улыбается. Илюшка ничего не имел против такой соседки.

Поздравить Илюшку и его товарищей-первоклассников пришёл сам Иван Терентьевич Рыбчик. Илюшка так обрадовался, так звонко крикнул «Здравствуйте!», что Иван Терентьевич заметил его и подмигнул ему: мол, я тоже рад, но, понимаешь, сегодня у меня особые обязанности.

— Поздравляю вас, ребята, — сказал Иван Терентьевич. — Вот и вам целину поднимать время пришло — целину знаний. Дел у вас край непочатый, и сегодня вы начинаете, так сказать, свою первую борозду. Пусть она у вас не петляет, пусть прямо идёт. Желаю вам хорошо учиться и ещё желаю крепкого здоровья.

— Что надо сказать Ивану Терентьевичу? — спросила учительница.

— Спа-си-бо! — нестройно ответили первоклассники.

— А теперь, ребята, может быть, вы хотите что-нибудь спросить у Ивана Терентьевича?

Иван Терентьевич сел, положил на стол руки, скрестив пальцы, и стал ждать вопросов.

— Дядя! — обратился к нему мальчик, сидевший за первой партой.

— Не дядя, — поправила учительница, — а Иван Терентьевич. И когда хочешь что-нибудь спросить, поднимай руку.

— Иван Тер-р-рентьевич! — Мальчик с удовольствием раскатисто выговаривал «р». — А сколько у вас на комбайне звёздочек?

— Девять, — ответил Иван Терентьевич.

— И у нашего папы девять! — обрадовался мальчуган. — А когда будет десять, нам флаг над домом повесят.

— Надо мне в поле торопиться, а то твой папа перегонит меня, — пошутил Иван Терентьевич. — Есть ещё вопросы, ребята? Спрашивайте, да я пойду.

Вопросов как будто не было. Иван Терентьевич уже встал и хотел сказать «до свидания», но тут подняла руку курносая Илюшкина соседка.

— Что ты хочешь спросить, девочка? — подошёл к ней Иван Терентьевич.

— Я не спросить, я сказать… Ваш Мишка дерётся. Меня вчера кулаком…

Иван Терентьевич побагровел. Учительница тоже растерялась: такой оборот никак не входил в план урока.

— Ладно. — Иван Терентьевич неловко погладил девочку. — Больше он тебя не обидит, я уж с ним поговорю.

На перемене Илюшка увидел во дворе Мишку. Он гонял с братьями Лоховыми железную банку из-под персикового компота.

— Мишка! — закричал Илюшка, подбегая. — Что я тебе скажу! Тебя, наверно, отец опять ремнём будет бить.

— За что ещё?

Илюшка рассказал, как было…

— И он сказал: «Я уж с ним поговорю…»

— Так и сказал? — насупился Мишка.

— Ага.

Братья Лоховы стояли рядом.

— И ты ей спустил? — спросил старший.

— Кому? — не понял Илюшка.

— Ну этой… ябеде.

— А что? Я… Я…

— Эх ты, масёня!

А Лохов-младший добавил:

— Беззубый талала.

В тот же день Илюшка дал девчонке первую в своей жизни подножку.

Приятные хлопоты

«Жнём — молотим, жнём — молотим», — торопились часы «Софронычи», отсчитывая быстрые осенние секунды, а по дорогам всё шли и шли машины с чистым тяжёлым зерном.

Студенты-строители уехали, в новых домах осталось побелить стены, потолки и покрасить полы, двери, окна. Но маляров пока не было — все ещё убирали хлеб, и Раиса Фёдоровна решила взяться сама. Директор совхоза не возражал, Виктору Михеевичу вручили ключи.