Хрущев - [31]

Еще одним законом в семье Хрущева была трезвость. Бокал-другой вина позволялся (но ни в коем случае не перед тем, как садиться за руль); по воспоминаниям приемной дочери Хрущева Юлии, отец «не выносил пьяниц; он их просто ненавидел. Снова и снова повторял, что человек должен знать меру, и презирал тех, кто меры не знает»⁶³.

Третье правило касалось аморальности и развода. Хрущев был в ярости, когда его сын Леонид сделался бабником и когда внебрачный сын Леонида Юрий, казалось, пошел по стопам отца. Он приходил в ужас, когда другие дети подумывали о разводе или, того хуже, решались на развод. По словам Юлии, первым принципом Хрущева было: «Когда ты вступаешь в брак, это на всю жизнь. Для него не было большей трагедии, чем развод или расставание супругов». Сама Юлия выходила замуж несколько раз, да и Сергей Хрущев дважды разводился, так что у отца было немало поводов для огорчения. Один из его детей два десятилетия жил в несчастливом браке, не желая его разочаровывать.

Вскоре после разрыва с Марусей Хрущев познакомился с Ниной Петровной Кухарчук. На шесть лет моложе его, она была, однако, более образованной и еще более убежденной коммунисткой, чем он сам, так что прекрасно подходила на роль его наставницы и «партийной совести».

Родители Нины Петровны, как рассказывала впоследствии она сама, тоже были крестьянами, однако мать ее получила в приданое «один морг (0,25 га) земли, несколько дубов в лесу и сундук (скрыню) с одеждой и постелью». Семья ее отца владела «2,5 моргами (3/4 га) земли, старой хатой, маленьким садом со сливовыми деревьями и одной черешней на огороде»⁶⁴. Нина Петровна родилась 14 апреля 1900 года в деревне Васильеве Холмской губернии, в украинской части царства Польского, входившего до революции в состав Российской империи. Родным языком Нины Петровны, как и большинства детей в деревне, был украинский, однако в школе ее заставляли говорить по-русски и за ошибки били линейкой по рукам. Этническая украинка, она говорила по-украински намного лучше своего мужа, ставшего впоследствии лидером компартии Украины.

Как и Хрущев, его будущая жена обратила на себя внимание учителя начальной школы, который сказал ее отцу, что ей следовало бы продолжить обучение в городе. В 1912 году отец «положил на подводу мешок картошки, кусок кабана, посадил меня и отвез в Люблин, где его брат, Кондратий Васильевич, работал кондуктором на товарных поездах». Отучившись год в Люблинской школе и еще год в Холмской (дядя переехал в Холм), Нина Петровна вернулась на каникулы домой в Васильево. В это время разразилась Гражданская война. Австрийцы грабили деревню, уводили женщин и девушек; Нину спасла мать, сказав, что она больна тифом. Когда русская армия освободила деревню и организовала эвакуацию, мать Нины вместе с двумя детьми стала беженкой. Во время бегства они встретили главу семьи и некоторое время находились при отряде, в котором служил Петр Кухарчук. Командир отряда дал Кухарчукам письмо к епископу Холмскому, который устроил Нину в школу для девочек, эвакуированную из Холма в Одессу. «Туда не принимали детей крестьян, — вспоминала позднее Нина Петровна. — Учились там дочери попов и чиновников по особому подбору. Я попала туда в силу особых обстоятельств военного времени, описанных выше».

Закончив школу в 1919 году, Нина Петровна некоторое время работала в школе — выписывала дипломы и переписывала документы. В 1920 году она вступила в партию, и в то же лето, когда Красная Армия двинулась на Варшаву, начала работать пропагандисткой в прифронтовых деревнях. Когда сформировалась компартия Украины, Нина Петровна возглавила ее женскую секцию. После того как Красная Армия принуждена была покинуть Польшу, Нину Петровну послали в Москву для шестимесячного обучения в недавно сформированном Коммунистическом университете имени Свердлова. Следующее свое назначение она получила в Донбасс, где помогала проводить чистки (в то время — еще ненасильственные) партии от карьеристов и жуликов, пролезших в нее во время Гражданской войны. Затем ее «бросили» на преподавание «истории революционного движения и политэкономии» в губернской партшколе, однако, не успев приступить к новым обязанностям, она заболела тифом и едва не умерла. После выздоровления она некоторое время работала на курсах подготовки учителей в Таганроге, а затем, осенью 1922 года, вернулась в Юзовку для преподавания в местной партшколе политэкономии.

Кроме этого, будущая супруга Хрущева работала партийной пропагандисткой на Рутченковской шахте, где преподавала шахтерам азы политической грамотности и читала лекции о политике в шахтерском клубе. Хрущев посещал ее лекции и на шахте, и в техникуме. Она стала его наставницей — и в узком, и в более широком смысле слова. В соответствии с традиционными патриархальными представлениями в своей семье он стремился выглядеть главным. «Он был главой семьи, — вспоминает Сергей Хрущев. — Никто не смел ему возражать — и не потому, что его боялись: просто такое нам и в голову не приходило. Однако реальная власть в семье исходила от мамы. Она вела хозяйство, она проверяла наши уроки, она воспитывала нас в строгости, чтобы мы не воображали, что нам все позволено. Теперь я понимаю, что школьные учителя, будь их воля, ставили бы мне одни пятерки; если этого не происходило, то только потому, что мама ходила в школу и убеждала их быть со мной построже. Они просто подчинялись ее желанию»