Хрущёв и Насер. Из истории советско-египетских отношений. Документы и материалы. 1958–1964 - [50]

Что касается Вашего вопроса относительно фетвы и всего прочего, то ни я, ни моё правительство не имеет ничего общего с этим. Когда нависла над нами коммунистическая угроза, каждый реагировал согласно своей точке зрения. Для меня коммунисты казались иностранными агентами, и я сказал об этом откровенно. Таков мой подход к ним. Другие, как например ректор университета «Алъ-Азхар», придерживались исламского подхода. Христиане также присоединились к борьбе с коммунистическим атеизмом под углом христианства. Что касается нас, то мы не раздували такую пропаганду со стороны правительства и не можем остановить других людей превратить это в религиозный вопрос. В конце концов, как говорил часто сам Неру, коммунисты в наши дни действуют как религиозные крестоносцы, вызывая сильную реакцию среди православных людей. У нас имеются сведения из Багдада и других мест Ирака о том, что Коран рвут на части, и это вызвало резкую реакцию в Каире и в Дамаске. Что касается меня, то я религиозный человек, который отвергает атеизм, – религиозный не в смысле простого моления и посещения церквей. Религия – это вопрос хорошего поведения, из которого коммунисты смогут также извлечь пользу.

Вопрос: Не думаете ли Вы, что подобный подход придаёт силу мусульманскому братству и другим феодальным, реакционным и империалистическим силам, скрытым в арабском мире?

Ответ: Что касается Египта, то мы практически уничтожили такие силы. Фанатические и религиозные силы не представляют больше реальной опасности.

Полемика Насера и Хрущёва

Вопрос: Теперь перейдем к другому очень важному аспекту вашей борьбы с коммунизмом, Сэр. Была ли полемика с Хрущёвым и Россией так необходима и разумна? Моё правительство борется с коммунизмом оружием демократических и экономических реформ, но мы не переносим борьбу в Москву или Пекин. Поэтому мне бы хотелось узнать больше о таких аспектах политики Советского Союза на Ближнем Востоке, которые заставили вас скрестить с ним оружие?

Ответ: Я заверяю Вас, что мы были вынуждены вступить в этот спор с большой неохотой. В течение последних трёх лет мы были в очень дружественных отношениях с Россией. Москва, со своей стороны, создала резерв доброй воли во всём арабском мире в результате поддержки арабского национализма и понимания арабского нейтралитета. Так, по крайней мере, мы думали до декабря прошлого года, когда я счёл необходимым выступить против компартии Сирии.

Вопрос: Разрешите Вас прервать, сэр. В сентябре 1958 г. в беседе со мною Вы упоминали о некоторых опасениях в отношении позиции Советского Союза в вопросе об объединении с Сирией.

Ответ: Совершенно верно. Я также передал свои опасения Хрущёву через Мухитдинова и в ответ получил заверения в том, что Россия не заинтересована во вмешательстве в наши дела. Это успокоило нас.

Советская защита арабских коммунистов

Серьёзные беспокойства по-настоящему начались, когда я выступил против сирийских коммунистов, что является моим внутренним делом. Я был поражён, когда от Хрущёва пришёл ответ в такой форме, которая приводила к предположению, что он взял на себя ответственность по защите арабских коммунистов. Мы выразили протест Москве против подобного вмешательства в наши дела. Затем состоялся коммунистический съезд в Москве. На съезде Хрущёв также сделал замечания, которые ущемили наше достоинство. Кроме того, все эти действия не только по предоставлению убежища арабским коммунистам, подобным Багдашу, но и выдвижение их на первый план и предоставление им трибуны в Москве, Софии и других местах для того, чтобы поносить нас, выглядят как серьёзное нарушение практики международной дипломатии. Представьте себе, если бы я поступил подобным образом в отношении Булганина, Шепилова или Жукова, то такова была бы реакция Москвы?

Мы открыто изложили им этот вопрос. Я написал Хрущёву после московского съезда. Я предостерёг его против поддержки компартии в нашей стране. Я напомнил ему о том, что дружеское отношение нашего народа к России существует не благодаря, а вопреки коммунистической партии. Я сказал ему, что нашему народу не нравится такое поведение. Я спросил его, желает ли он поддерживать меньшинство. Считал ли он нас врагами, чтобы поступать таким образом? Я предупредил его о том, что он был введён в заблуждение местными коммунистами. Я закончил письмо выражением сожаления, что наши отношения дошли до такого уровня.

Хрущёв ответил успокаивающе. Мы поверили его словам. Я заявил об этом публично. Затем начались наши неприятности с Ираком и мои выступления против арабских коммунистов, что также является делом арабов и не имеет никакого отношения к России. Хрущёв не терял время с ответом и во время встречи с иракской экономической делегацией в Москве он обвинил меня в том, что я говорю языком империализма! Это убедило нас в том, что Москва действительно выступает в роли защитника коммунистов и против арабского национализма. Поэтому у меня не было другой альтернативы, как заявить русским, что мы не желаем этой новой формы колониализма и не готовы продать нашу страну за 700 миллионов рублей советской помощи. И, как я это обычно делаю, я рассказал моему народу всю историю наших расхождений с Москвой. В результате большое доверие к СССР, создававшееся в течение более чем трёх лет дружественных отношений, было утрачено менее чем за три недели. За такое положение вещей русские должны поблагодарить местных коммунистов.