Хрупкие жизни. Истории кардиохирурга о профессии, где нет места сомнениям и страху - [103]

Мы зашли в палату, чтобы увидеться с Джимом и Мэри. Джим испытывал радостное волнение, Мэри – ужас. Видит ли она мужа в последний раз? Может, это последний день их совместной жизни? Вернется ли она в Шотландию убитая горем или вне себя от счастья? Я сделал то, что всегда делаю в такие моменты, – сказал, что все будет хорошо. Не то чтобы я был в этом уверен. Я просто хотел, чтобы оба набрались уверенности перед операцией. Перед объективом телекамеры мы все были равны.

Когда хирурги нервничают, они плохо справляются с работой, что подтверждено многочисленными исследованиями. Стресс мешает мыслить рационально, и от него трясутся руки. В хирургии нет места стрессу.

В операционной царило возбуждение – все занимались делом. Медсестры раскладывали по подносам блестящие инструменты, перфузиологи готовили к работе аппарат искусственного кровообращения, технические специалисты заботливо охраняли искусственное сердце, чтобы запустить его в решающий момент. Но на этот раз никаких сапог лорда Брока. Теперь я сам был состоявшейся личностью.

Когда с бедного Джима сняли простыни, стало очевидно, что он истощен. Его голова, выбритая слева, была готова к установке разъема и подсоединению кабеля питания. Вот-вот он станет человеком на батарейках. Проколов иглой кожу и вставив направляющую проволоку, Джон сделал небольшой разрез и ввел трубки АИК в главные артерию и вену левой ноги Джима. Здесь использовали более современное оборудование, чем у меня в операционной. Мне было чему поучиться.

После того как кожу груди обработали антисептиком и Джима накрыли простынями, закрепив их липкой лентой, Эндрю занялся черепом, а я принялся вскрывать грудную клетку – камера поочередно снимала наши с ним действия. Из груди вытек почти литр бледно-желтой жидкости – обычное дело при сердечной недостаточности. Через околосердечную сумку я увидел расширенный левый желудочек.

Я начал вводить кабель питания через верхнюю часть груди в шею, стараясь не задеть ведущие к левой руке кровеносные сосуды и нервы. Пробравшись через шею, я вывел миниатюрный штепсель с другой стороны – прямо в руки Эндрю. Он продел его в титановую базу, которую затем привинтил к черепу за ухом. Это называлось жесткой фиксацией, и все для того, чтобы к разъему можно было безопасно подсоединять внешний кабель питания. По телевизору все выглядело завораживающе; но мы еще не добрались до самой сложной части операции.

Я вскрыл околосердечную сумку, и полилась прозрачная жидкость. Бледный и растянутый левый желудочек лишь дернулся в ответ – это сложно было назвать сокращением. Я дал знак оператору навести фокус на сердце, так как собирался пришить ограничительную манжету. Каждый раз, когда игла пронзала мышцу, сердце угрожающе вздрагивало – вот-вот могла начаться фибрилляция. Это раздражало: я собирался имплантировать насос, не прибегая к АИК, что снизило бы риск кровотечения после операции. Но состояние Джима было слишком нестабильным. Не успел я зафиксировать манжету, как фибрилляция сердца началась. Артериальное давление упало до нуля, но ничего страшного. Мы просто запустили АИК и опорожнили сердце.

Началась самая волнующая часть представления: предстояло сделать в верхушке сердца выемку, чтобы установить туда «Джарвик-2000». Сперва я сделал скальпелем крестообразный надрез – во время этой манипуляции всегда струей бьет кровь. Затем я специальным ножом вырезал круглый кусок мышцы, из-за чего кровь потекла в околосердечную сумку. Кровотечение остановили, когда титановый насос разместили внутри сердца. Мне ассистировал профессор хирургии, и все прошло гладко. Эндрю подсоединил внешний кабель питания к разъему в черепе Джима, и мы запустили насос – сначала на минимальных оборотах, чтобы удалить весь воздух из сосудистого имплантата.

Как обычно, воздух начал пеной выходить из иглы, образуя на белой трубке красные пузырьки. Чрезвычайно приятное зрелище. Я скомандовал перфузиологу снизить мощность АИК, чтобы мы могли наполнить сердце кровью, прежде чем повысить скорость вращения ротора. Последние пузырьки воздуха вышли из верхней части желудочка. Элементарная физика. Но немалую роль играла и химия – нужно было оптимизировать уровень калия и нейтрализовать действие молочной кислоты бикарбонатом натрия, – а также биология: чтобы обеспечить стабильный сердечный ритм, приходилось раз за разом проводить дефибрилляцию трепыхающейся мышцы. Не зря все-таки я готовился к школьным экзаменам по этим трем предметам.

Между тем многочисленных зрителей больше всего интересовала инженерная составляющая: электрический разъем в голове и турбина в сердце, которая вращалась с частотой 12 000 оборотов в минуту, не повреждая эритроциты и обеспечивая кровообращение без пульса. Я комментировал все свои действия на камеру, параллельно раздавая указания анестезиологу и перфузиологу: «Начинайте вентиляцию легких. Уменьшите подачу. Включайте “Джарвик”». Четкие инструкции от человека, который в жизни не заглянул под капот машины и практически не умел пользоваться компьютером. Никому не верилось, что все складывается настолько хорошо.