Хрупкие плечи - [51]

Как после всего, в закопченном, залитом водой и пропитанном дымом помещении, председатель удивленно поднял со стола заявление Лиды «о приеме на работу» с подколотой к нему медицинской справкой – на этом документе не было ни пятнышка сажи или копоти, не смотря на то, что все остальные бумаги, валяющиеся на столе в полном беспорядке, были серо-черного цвета.

-Шо за чортівня?... – пробормотал озадаченно Федосеевич, вертя в руках два листика, которые очень хотелось швырнуть в урну, но рука почему-то упорно отказывалась это делать.

Работу Лиде, как ни странно, предоставили. Со скрипом, недовольным выражением и, естественно, самую подходящую, с учетом ее образования и опыта... Ага - должность уборщицы в конторе. Зато председатель теперь мог с чистой совестью говорить, что у него даже уборщицы с высшим образованием. Вот как он колхоз поднял! Ну да Бог с ним, лучше хоть какая-то работа, чем никакой. Пока Лида работает, ее с детьми не так активно пытаются выселить. Ну и черт с ним, что из дипломированного специалиста в просторной оранжереее она превратилась в уборщицу в маленькой коморке со швабрами. Хоть не поле, с которого ее регулярно выносили без сознания. Как-то же нужно жить и детей растить…

Странные люди существа. Те, кто три года назад заискивающе заглядывали в глаза, выпрашивая букетик получше и покрасивей, теперь проходили мимо Лиды, не удостоив взглядом. Как только председатель колхоза сменил милость на опалу, окружение отреагировало мгновенно, но пока она была разнорабочей в поле и лежала в больницах, это ощущалось не так сильно. Теперь же, в конторе, так сказать, сердце села, где каждый день ходили мимо ее каморки «сливки общества», она ощутила, насколько силен стадный инстинкт. Хозяин сказал «Ату ее!», и они дружно бросились втаптывать ее в грязь… Не все, но очень многие. Но за себя Лида не так переживала как за детей, они-то в чем виноваты? Вероника изначально жила в такой атмосфере, да и в садике пока не особо ощущается общее настроение – дети маловаты, а вот Руслане пришлось тяжелей. Раньше окруженная массой друзей и радостно встречаемая многими односельчанами как дочка нужной всем цветоводши, теперь она оказалась неожиданно воспринимаемой в штыки всеми. Отверженной, словно прокаженной. «Тети Тани» и «тети Вали», которые раньше буквально тянули ее в гости и при каждом удобном случае старались ее чем-то угостить, теперь в лучшем случае делали вид, что впервые видят этого ребенка, в худшем – кривя губы в ироничной улыбке, спрашивали как там поживают мамины цветочки. Дети, слышавшие разговоры взрослых или просто «науськанные» родителями, моментально почувствовали слабину и ополчились на девочку, так и норовя при случае обидеть, полюбопытствовать, когда их уже выселят, посмеяться с того, что она возится с овцами, а не гуляет на улице… Дочка все чаще приходила домой расстроенная. Она не понимала этой резкой, жестокой, жуткой по своей сути перемены. Не видела прямой связи между тем, что делает она и тем, как разительно поменялось к ней отношение окружающих. И Лида с трудом доносила до нее, что в этом вина не ее, а ситуации в целом. Руслана удивлялась, и ее можно было понять. До лицемерия она еще не доросла, взрослых привыкла считать более мудрыми и правильным, а здесь такое несоответствие… Ребенок рос в семье, где уважалась справедливость, был авторитет родителей, знаний. А теперь жизнь с жуткой планомерностью разбивала вдребезги эти шаблоны, по пути норовя и саму девочку втоптать в грязь, сравнять с серой массой. За нее некому заступиться в школе, она растеряла друзей, поскольку ей некогда было играть на улице, ведь работа по хозяйству отбирала львиную долю времени. Лида и рада была б ее отпускать гулять, но сама элементарно не справлялась, а пустить всю живность под нож нельзя было. Без живности - никак, при тех копейках, которые по недоразумению назывались зарплатой и алиментами на двоих детей – семья б просто умерла с голоду. Прошлой зарплаты, выданной Лиде монетами по 50-т копеек, хватило на два килограмма конфет к Новому году. Вот он – весь денежный запас за месяц работы уборщицей, таскания ведер, швабры, и презрительных взглядов на «низший персонал». Но деваться было некуда.

В стране полным ходом шел процесс инфляции, «дерибана» всего подряд, гордо названного приватизацией и распаевкой. Колхоз тоже «распаевали», правда, по факту, это было только на бумаге. На врученном Лиде красивом документа стояли внушительные, как для нее, цифры – стоимость имущественного пая, стоимость земельного пая… Да, за такие деньги она б могла себе дом купить, и не один! По факту же – она получала от колхоза копейки (и те -«натурпродуктами») за использование этих самых паев, и, как сказал председатель, «показать пальцем», где лично ее земля и имущество, не могла.

Спустя пол года с должности уборщицы ее перевели на должность «уборщицы газонов» в связи с выходом на работу прежнего работника. Теперь в обязанности Лиды входила уборка клумб и газонов возле конторы. Правда, у этой работы был плюс - от нее требовалось, чтоб территория хорошо выглядела, и никого не интересовало, когда она это делает. Ну, почти не интересовало. По вечерам, обкашивая газоны, Лида не раз ощущала затылком взгляд задерживающегося в конторе председателя. Он словно наслаждался ее унижением, хотя, спрашивается, что она ему плохого сделала?