Хроники времен Сервантеса - [5]

На штурм пошли анатолийские отряды Исхак-паши. В отличие от башибузуков, они дисциплинированы, хорошо обучены, защищены кольчугами. Но, главное, свежи и полны сил. Под призывную музыку труб и флейт анатолийцы лавиной скатились с холма к воротам Святого Романа, сильно поврежденным артиллерийским огнем. В византийских церквях ударили в набат, но звон колоколов потонул в звуках канонады. В дело вновь вступила турецкая артиллерия, в том числе и гигантская пушка Урбана. Анатолийцы, как прежде башибузуки, не могли воспользоваться своим численным превосходством из-за узости пространства. Защитники города разили их стрелами, теснили в рукопашных схватках, швыряли в них камни, жернова, чаны, бочки — все, что могло убивать. И вот уже дрогнули анатолийцы, ослабел их напор.

Внезапно раздался страшный грохот. Это ядро из пушки Урбана ударило прямо в построенную защитниками баррикаду на стене и разметало ее. Поднялось громадное облако пыли, ослепившее осажденных. Сотни три анатолийцев, воспрянув духом, ринулись вперед с криками: «Город взят!» Но на помощь изнемогающим защитникам бросился сам Константин с остатками своей гвардии. Он весь покрыт кровью, несколько часов орошавшей его из отрубленных вражеских рук и голов, но на нем самом нет и царапины. Гвардейцы императора окружили прорвавшихся анатолийцев плотным кольцом и истребили — всех до единого.

Мехмет встревожен неудачей анатолийцев. В резерве остались только янычары — его отборная гвардия. Если и она подведет, то надо будет снимать осаду. С нелегким сердцем султан подал знак, и вот уже медленно и тяжело двинулась на штурм сдвоенная колонна янычар. Они шли в образцовом порядке, угрюмые и спокойные, под боевую музыку, такую громкую, что ее звуки не мог заглушить даже пушечный грохот. Мехмет сам довел их до рва и остался стоять там, подбадривая своих воинов. Янычары атаковали без всякой паники. Они прекрасно вышколены, надежно защищены доспехами, полны сил и жажды битвы. А защитники города уже истощены. Они сражались без перерыва четыре часа. Их силы на исходе. Но они понимали, что если не устоят, то это будет конец всему.

Позади них в церквах гудели колокола. Это старики, женщины и дети возносили молитвы к равнодушному небу. Прошло уже около часа изнурительного рукопашного боя, а янычары так и не сумели прорваться в город. Уже стало казаться, что их напор слабеет.

На самом опасном участке стены, в районе ворот Святого Романа, натиск врага сдерживали генуэзцы под командованием кондотьера Джованни Лонго, главы влиятельного клана Джустиниани, вот уже двести лет владеющего островом Хиос. Под его командованием также семьсот венецианцев. Не только они, но и греческие воины Константина боготворили этого человека и охотно повиновались ему. Он хладнокровен и храбр. Он из тех командиров, рядом с которыми воинам легче умирать. Джованни приземист, широкоплеч. У него темные, коротко подстриженные волосы, покрытое сильным загаром лицо с большим сломанным носом, глубоко посаженные зеленые глаза.

Бок о бок с ним сражался Мануэль Сервантес, высокий худощавый андалузский дворянин, поступивший несколько лет назад на службу дому Джустиниани. Предок Мануэля участвовал когда-то в Крестовом походе, а ему довелось защищать от неверных последний оплот византийской церкви. Он разил врагов большим обоюдоострым мечом с инкрустированной серебром рукояткой, которым владел с виртуозным мастерством. Поочередно нанося удары направо и налево, он успевал зорко следить за Джованни, предупреждая об опасности: «С левой стороны, кондотьер. Наклонитесь!»

Отступать защитникам некуда. Позади них на расстоянии двадцати метров возвышалась вторая стена, за которой находился город. Константин приказал закрыть все ее ворота, а ключи повесил себе на шею. У защитников города выбор простой: победить или умереть.

Долго казалось, что судьба на стороне византийцев. Храбрость янычар раз за разом разбивалась о непоколебимую стойкость защитников. На миг, только на миг появилась надежда на спасение. Но непостижим ход истории. Судьбу Константинополя припечатала пылинка, случайно попавшая на чашу весов и склонившая их на сторону турок.

Произошло нечто неимоверное. Через одну из многочисленных брешей, пробитых во внешней стене орудиями Урбана, в узкое пространство между двумя стенами проник небольшой отряд янычар. Продвигаясь почти на ощупь среди пыли и порохового дыма, янычары наткнулись на потайную дверь — так называемую Керкапорту, — которую осажденные использовали для ночных вылазок. По непостижимой оплошности ее забыли закрыть. Изумленные янычары не поверили своим глазам, увидев, что Керкапорта гостеприимно распахнута и никем не охраняется. Сначала они медлили, подозревая ловушку, ибо трудно было поверить в такую сказочную удачу. Но потом, осмелев, проникли через эту дверь в расположенный за ней небольшой дворик, вскарабкались по лестнице на верхнюю часть стены и оказались прямо за спиной у ее защитников. Несколько христианских воинов, увидев турок рядом с собой, подняли рождающий панику крик: «Город взят!» Этот крик с ликованием подхватили турки, и защитниками овладело гибельное смятение.