Хроники тридцатилетней войны - [8]

Тут Кристиан полностью перехватил инициативу у профессора и, присев рядом с девушкой на диван, стал нежно, но быстро целовать действительно подставленные ему губы, потом чуть более внятно и вот уже полностью впиваясь в них. Руки его само собой стискивали то бедра, то талию, то руки прелестницы, а вот уже и нежные холмики грудей. Их сладкие лобзания длились и усиливались, порождая в разнообразных частях тел вспененные волны страсти, которые препятствовали размыканию преступных (по кальвинистским понятиям) объятий. Вдруг (с подсказкой А.М.) губы Кристиана стали осыпать поцелуями трепетную девичью шею, а рука скользнула к еще более трепетному межножию — и Сюзанну потряс оргастический спазм. Из глаз ее вдруг полились слезы, которые любовник стал осушать своими губами, приговаривая:

— Я невероятно тебя люблю, милая, милая Сюзан! Прошу, стань моей невестой…

Глава шестая. Вояж в Прагу

В октябре 1619 года герои данного повествования оказались в обширной кавалькаде, сопровождавшей курфюрста Пфальца и его жену в их путешествии в Прагу. Путь был неблизкий (около 70 немецких миль по дороге через Нюрнберг и Пльзень, то есть около 500 км) и при средней скорости 4–5 миль в день (быстрее было нельзя — чтобы не растрясти беременную курфюрстину; к тому же в некоторых городах были встречи с собратьями по вере) на все путешествие устроители отвели больше 20 дней. Кристиан намеревался было держаться близ своей нареченной невесты (и, соответственно, курфюрстины), но папа-канцлер счел его достаточно расторопным и делегировал в группу квартирмейстеров, вынужденных продвигаться значительно быстрее и договариваться с местными властями о приемлемых условиях размещения на ночь и кормления не только аристократов, но и всех сопровождающих лиц. При этом Алексей Михайлович акцентировал внимание Кристиана на обеспечение полной безопасности владетельной четы — ибо на что только не способны обозленные клерикалы…

В итоге дорожные пейзажи мало глянулись и реципиенту и попаданцу (ну, скалы по берегам долин, ну, замки один другого древнее), зато пункты ночевок просто впечатались в память. Вот Зинсхайм: рядовой городок, где владетелям Пфальца с большим трудом удалось приискать приличный дом, зато сопровождающих с помощью бургомистра разместили без проблем. Затем Хайльбронн, соляная столица Германии: ее бургомистр настоял, чтобы курфюрст и курфюрстина переночевали в подземном соляном зале, воздух которого явно обладает целебными свойствами. Оринген квартирмейстеры миновали, поскольку их ожидал в замке Нойнштайн сочувствующий граф Крафт фон Гогенлоэ. В Халле и Крайльсхайме пришлось оккупировать здания вокруг рыночной площади.

В Ансбахе курфюрст тормознулся на целый день, так как здесь правил его собрат по Евангелической лиге маркграф Иоахим Эрнст фон Бранденбург-Анбах, с которым Фридрих и его канцлер провели какие-то засекреченные переговоры. Зато в Нюрнберг заезжать не стали (его власти демонстративно абстрагировались от религиозных распрей и дали понять, что такие гости им нежелательны) и заночевали в Швабахе, подчиненном маркграфу Иоахиму. Небольшой Альтдорф порадовал приглашением на свадьбу сына одного из именитых горожан, которую по случаю хорошей погоды праздновали прямо на рыночной площади вплоть до утра. Новая дневная остановка произошла в Амберге, резиденции Фридриха в Верхнем Пфальце. Затем были горные городки Кеблиц и Плайштайн (в них мостились по всем домикам и сараям), потом уже чешский городок Страж (здесь многим пришлось ютиться в каретах и под ними), но за ним богатый город Пльзень, являвшийся оплотом католичества в Чехии и захваченный ныне войском авантюриста фон Мансфельда, нанятым год назад Фридрихом в сообществе с герцогом Савойи. Соответственно, в Пльзене тоже пришлось задержаться, так как выплаченные наемникам деньги подошли к концу, и надо было их чем-то умаслить.

Мансфельд Алексею Михайловичу не понравился: странной смесью самоуверенности и приторной угодливости перед будущим королем. Впрочем, он отдавал себе отчет, что в этой антипатии велика роль послезнания: виляния Мансфельда в ходе дальнейшей войны (вплоть до перехода на сторону противника) он помнил. Помнил и о контрибуции, взятой тем с горожан Пльзеня (150 000 гульденов). Теперь же оказалось, что эта контрибуция была именно сейчас согласована с канцлером и курфюрстом Пфальца — взамен выплаты жалования его 20-тысячной армии из казны. А что? Раз вам так хочется быть католиками в кальвинистской преимущественно Богемии — платите, бюргеры!

Впрочем, захваченный город жил довольно обыденной жизнью: в его многочисленные ворота бодро въезжали крестьянские телеги с разнообразными продуктами земледелия и животноводства, которые на оживленном рынке хорошо расторговывались, а взамен крестьяне закупали изделия кузнецов, горшечников, ткачей, сапожников и прочих ремесленников. Женщины и девушки рынка совсем не чурались, а ходившие меж ними солдаты рук не распускали — иногда лишь позвякивали кошельками и делали понятные намеки. Что ж, со времени штурма города прошел уже год и его ужасы успели подзабыться…