Хроники Смертельной битвы: Во имя высоких целей - [6]

Император стоял у окна. Китана пыталась рассмотреть выражение его лица, но бивший в окно свет не давал этого сделать. Она застыла у двери, сжав руки в кулаки, защищенная теперь лишь злостью и болью.

— Поди сюда, — заговорил Шао Кан. Голос был без намека на непозволительные эмоции, наполненный лишь решимостью и подчеркнуто спокойный — такой, каким она его помнила с самого детства. Китана сделала несколько шагов по каменным плитам, так осторожно, словно они были раскалены докрасна.

— Кажется, те деревья, что привезли по твоей просьбе, принялись. Весной на них распустятся цветы, которые ты так желала увидеть — пусть им и нелегко пришлось здесь, — продолжал он. Китана, поддавшись привычке повиноваться, приблизилась вплотную. Ощущение исходящей от Императора силы обрушилось на нее дыханием пустынного урагана. Она подняла глаза. Кан смотрел спокойно. Не было ни гнева, ни презрения, ни даже недовольства. Словно он ждал, давал время, чтобы одуматься, уверенный в том, что дочерняя почтительность победит.

— О цветах ли надлежит нам вести беседы? — не выдержала Китана.

— О чем желает говорить моя дочь? — спросил Кан все с тем же спокойствием.

Она беспомощно отвела взгляд, с преувеличенным вниманием оглядывая кабинет. Все ее приготовления оказались бесполезными. Шао Кан по-прежнему смотрел на нее со сдержанным одобрением. По-прежнему говорил с ней о том, что было интересно ей, хотя она знала, что для него это не имеет никакого значения. Он делал все по-прежнему. Так, будто бы хотел, чтобы между ними ничего не менялось. Голова закружилась от осознания.

Сдайся сейчас, и все будет забыто. Сделай один-единственный маленький шаг навстречу, и тебя с готовностью примут, будто ничего и не было. Вернись. Вернись туда, где ты нужна — и вовсе не потому, что родилась принцессой трижды клятой Эдении.

— Посмотри на меня, Китана. Говори, и я тебя услышу.

— Ты не мой отец!

Она говорила это не Шао Кану, самой себе, потому что, раз приблизившись к нему, утратила всякую волю к сопротивлению. Что бы ни твердил сбитый с толку разум, какая бы злость ни полыхала в душе, это ничего не меняло между ними. Китана звала его отцом, принимала как отца и любила так, как любят родителей. Призраку Джеррода не под силу было разбить многолетние узы.

— Я победил Джеррода в честном бою.

— Не смей!

— Я взял в жены твою мать по закону.

— Ты убил моего отца и отнял его владения!

— Я вырастил тебя как свою дочь. Не из лицемерного чувства долга, можешь поверить. Я никогда не стал бы лгать ни тебе, ни твоей матери.

— Вы оба лгали мне столько времени!

— Меня ты звала отцом, Китана. Меня. Не его.

— Значит, ты от большой любви берег меня от правды? — горько усмехнулась Китана, меряя кабинет шагами.

— Я не берег тебя от правды. Твоя мать берегла. Мне же казалось, что эта старая история не стоит твоего внимания.

Китана захлебнулась воздухом, словно Кан ударил ее в грудь.

— Не стоит моего внимания, значит?

Шао Кан медленно приблизился.

— Китана, ты всегда рассуждала здраво. Я дал тебе время привыкнуть к тому, что Синдел сочла нужным сказать тебе, теперь же буду говорить так, как привык говорить со своей дочерью. Ты выросла здесь, во Внешнем мире, в моем замке. Ты не знала Эдении. Ты не знала Джеррода. Ты ничего не потеряла, как и твоя мать. К чему тебе разрушать то, что всем нам дорого?

Китана, шокированная услышанным, не могла произнести ни слова.

— Имей смелость признать, что я прав. Ты разгневана, обижена, ты чувствуешь себя обманутой — и у тебя есть на это право. Но я учил тебя другому. Не тому, что ты теперь делаешь.

— Так ты из родительской любви приставил ко мне одного из своих убийц? — проронила она. Кан усмехнулся.

— Я никогда не причиню тебе вреда, и, что бы ни делал Саб-Зиро на службе мне, для тебя он защитник.

— От кого же нужно меня защищать?

— Слухи расходятся быстро, — сказал Шао Кан с еле уловимым недовольством. — В Эдении, как и везде, есть недовольные, и я не хочу, чтобы тебе с какой-нибудь плохо обдуманной целью причинили вред.

— Какая трогательная забота.

— Ты продолжаешь противиться очевидному? Напрасно, Китана. Но, если желаешь, я подкреплю свои слова делом. Ты начнешь изучать обстановку в Эдении и вскоре примешь на себя правление в качестве моего наместника.

— Большего унижения невозможно и вообразить, — бросила она.

— Отчего же? Эдения уже побеждена и под моей властью. С этим ты ничего не поделаешь, и тебя это не касается. Я ничего у тебя не отнял: когда Эдения пала, ты еще не имела никаких прав на престол, а в будущем у Джеррода мог появиться более желательный наследник. Ты же знаешь, что трон Эдении веками передавался преимущественно по мужской линии, правда, Китана?

Китана промолчала. Ей было дурно: голова кружилась, как после сильного удара, а по телу пробегала мелкая дрожь.

— Как только ты научишься управляться со своими соотечественниками, — сказал Император, презрительно выговорив последнее слово, — я перестану вмешиваться во внутренние дела Эдении. Разумеется, если твое правление будет разумным — а иного я не жду от своей дочери. На этом нам придется закончить беседу. У меня много дел, и у тебя тоже. К нам прибывают гости из Эдении, Китана, и сегодня же вечером у тебя будет возможность поприветствовать их уже в новом качестве. Обдумай, что скажешь им, ведь тебе придется иметь с ними дело, когда приступишь к своим обязанностям.