Хроники Смертельной битвы: Во имя высоких целей - [31]

Аккуратно, стараясь не касаться собственного тела, будто оно представляло какую-то неведомую опасность, она сняла одежду, сложила ее в стопку и засунула в шкаф. Потом принялась мыться — долго, тщательно, растирая кожу до воспаленной красноты. Впрочем, никакого облегчения это не принесло. Покончив с мытьем, Китана пошла к двери, ведущей в спальню, но чтобы добраться до нее, нужно было пройти мимо зеркала. Она не хотела смотреть и все же, едва заметив отблеск свечи в мерцающей глади, остановилась и впилась взглядом в собственное отражение.

Ничего особенного. Всего-навсего кожа, мышцы, кости. Обычное тело, такое же, как у других. Других женщин… Беззащитных, послушных. Слабых. Лицо в зеркале исказила плаксивая гримаса, в темных глазах с длинными красиво изогнутыми ресницами блеснули слезы. На несколько мгновений Китане показалось, что она видит перед собой Синдел.

Китана рванулась прочь от зеркала, с размаху захлопнула дверь купальни. Холод обжег кожу — в узкие окна врывался ветер и приносил с собой крупные дождевые капли. Кое-как добравшись до кровати, Китана забралась с головой под одеяло и долго лежала без сна, вслушиваясь в отзвуки далекого грома.

Часть 12

Три следующих дня Китана провела в одиночестве, запершись у себя в покоях. Драмину она отправила записку, в которой объяснила затворничество недомоганием из-за резкой смены погоды. Лгать почти не пришлось: одуряющая жара сменилась промозглой сыростью, и у Китаны немилосердно ломило кости. Драмин присылал со служанками пространные послания, настаивая на том, чтобы Китана позволила осмотреть себя местному лекарю. Она снова и снова отвечала вежливым отказом, хотя эта вежливость стоила ей немалых усилий, и, наконец, ее предоставили самой себе.

В первое время стыд и злость глушили все остальные чувства. Китана несколько раз порывалась написать Императору с просьбой отозвать Саб-Зиро, но ей нужен был весомый повод для такого решения, чтобы оно не выглядело поспешным, а ничего подходящего в голову не приходило. Изведя впустую несколько свитков, Китана пришла в полное отчаяние и вместо просьбы написала Шао Кану подробное донесение, некстати вспомнив слова Саб-Зиро о том, что ее послания слишком немногословны. «Значит, отец недоволен, и, конечно, сказал об этом Цунгу, а Цунг Саб-Зиро… А может, он просто читает мою почту — еще бы, раз меня все это время подозревают в измене. Все слишком запуталось, но ничего не поделаешь — придется самой справляться и с Эденией, и с Саб-Зиро, и с прочими неприятностями», — размышляла Китана. Ей как никогда хотелось бросить все и вернуться во Внешний мир, к своим прежним простым и понятным обязанностям, но это было невозможно.

Странное смятение, охватившее Китану после столкновения с Саб-Зиро, мало-помалу утихло, сменившись обидой и потаенным стыдом. Китана старательно убеждала себя, что все пережитое ею было вызвано испугом и злостью, которой она поддалась, утратив ясность ума. Не более чем наваждение — ничего не значащее и ничем не угрожающее. Пустяковое происшествие, о котором можно забыть и не никогда не вспоминать больше. Потому что малейшее воспоминание отдается дрожью в кончиках пальцев и заставляет лицо вспыхнуть, как от пощечины.

Однако выбросить Саб-Зиро из головы у Китаны не получилось, тем более что более интересного предмета для размышлений не было. Китана стала развлекаться тем, что представляла себе следующую встречу с Саб-Зиро — как безразлично будет смотреть на него, как холодно ответит на его приветствие, если он, конечно, соизволит заговорить. В конце концов, оправдывалась она сама перед собой, нужно быть готовой заранее, чтобы больше не растеряться и не позволить ему сбить себя с толку. А дальше Китана окончательно поддалась слабости: перешла к размышлениям о том, что Саб-Зиро следовало бы признать вину и попросить прощения, и ради этого можно было явиться в ее покои, не дожидаясь вызова. На третий день она поймала себя на том, что ждет Саб-Зиро и злится из-за того, что он не торопился оправдать ее ожидания. Когда служанки приносили еду или передавали очередное пожелание скорейшего выздоровления от Драмина, Китана злилась, потому что единственный, кого ей хотелось видеть, так и не пришел и не дал о себе знать. Иногда Китане казалось, что она слышит голоса за дверью, ведущей в галерею, но все звуки стихали, стоило ей приблизиться, и это превращало ее тоскливую раздражительность в горькую разъедающую досаду.

Утром четвертого дня на небе, наконец, показалось солнце, а в покоях стало настолько душно от испарений, что Китана сбежала оттуда сразу, как только проснулась. Драмина она нашла в библиотеке — он, по своему обыкновению, разбирал какие-то документы. Увидев ее, он вздрогнул от неожиданности, но тут же улыбнулся, и Китане показалось, что улыбка была искренней.

— Неужели новую почту уже доставили? — не дожидаясь положенного церемониалом приветствия, спросила Китана — слишком ее обрадовала возможность поговорить с кем-то, кому не придет в голову начать ее в чем-нибудь обвинять или осыпать оскорблениями.