Хроники Смертельной битвы: Во имя высоких целей - [11]

Китана распахнула ставни. Ледяной воздух заметался по комнате жаляще-острыми порывами, закружил рваные лохмотья, в которые она превратила ненавистный церемониальный наряд. Холод хлестнул по онемевшей коже, прикрытой лишь тонким нижним платьем. Дыхание гигантской пустыни, расползавшейся от замка до самого горизонта, билось о каменные стены, не находя себе выхода, вырывало тепло из живой плоти. Китана застыла посреди спальни, прислушиваясь к чему-то далекому, безымянному и безликому.

Там ничего нет, кроме темноты и бесконечного холода. Там кровь застывает тонкими алыми льдинками, прорезая высохшую кожу. Там не признают ничьей власти и не выполняют ничьих приказов.

Она шагнула вперед, чувствуя, как мелкие камешки рассыпавшегося украшения врезаются в подошвы. Дрожь накатывала волнами, озноб сменялся пылающим жаром. Мысли сплелись в жалящий клубок, и лишь одна звучала с кристальной ясностью: Шао Кан убил бы ее без сожалений, не склонись она перед ним. И никто не помешает ему сделать это, если на то будет его воля. Мать не станет защищать — она слишком занята собственными играми. Шанг Цунг? Его это только позабавит.

Они говорили о ней так, будто она была вещью. Будто бы…

Китана горько улыбнулась своим мыслям и сделала еще несколько шагов. Каково это, падать в непроглядной темноте, прожить несколько секунд между небом и землей, зная, что внизу тебя ждет невыносимая боль и хруст собственных ломающихся костей? Сколько времени пройдет перед тем, как станет темно в разбитой о камни голове? Жалость к себе — это больно. Страх — это больно. И еще больнее беспомощность. Там, внизу под замком, темницы, никогда не испытывавшие недостатка в узниках. Каждый день кто-то из них в последний раз задыхался от боли, судорожно цепляясь за жизнь. Каждую минуту кто-то метался от отчаяния к надежде, и никому не было до этого дела…

Пара вдохов и выдохов, пара шагов до свободы. Это всего лишь…

В тот миг, когда кипящий поток мыслей в голове Китаны сменился пустотой решимости, за ее спиной хлопнула дверь. Резкое движение вперед, к темному прямоугольнику, ведущему в пустоту, оборвалось, едва начавшись, и вместо полета из окна она рухнула на пол. Свет вспыхивал и гас, сменяясь глубокой тенью — над ее головой раскачивалась потревоженная ветром лампа. Кто-то с шумом закрыл ставни, приблизился, вздернул ее за руку, заставляя подняться. На плечи опустилась теплая ткань оставленной ею в изножье кровати накидки.

— Ты?! — с трудом проговорила она онемевшими губами, разглядев того, кто так бесцеремонно нарушил ее планы.

— Как видите, — бросил в ответ Саб-Зиро. Китана глухо засмеялась, пряча лицо в ладонях. Он перехватил ее за локти, оттащил подальше от окна и заставил сесть.

— Император счел свой приказ выполненным, разве ты не расслышал Шанг Цунга?

— Император не был осведомлен о тех пределах, до которых простирается ваша опрометчивость, принцесса, — прозвучало в ответ.

— Не боишься, что кто-нибудь доложит ему о твоих словах, и ты снова будешь наказан?

— Кроме вас, доносить некому.

— А меня ты, значит, в расчет не берешь.

Саб-Зиро помедлил, потом все же ответил:

— Если бы не брал, не вернулся бы сюда.

— Почему? — прошептала Китана. По щекам покатились непрошеные слезы.

— Потому что вы — дочь моего Императора, — ответил он. — Потому что мне было приказано позаботиться о вашей безопасности.

— Значит, о моей безопасности?

— Император не хотел, чтобы вы совершили поступок, который заставил бы кого-то причинить вам вред, — уклончиво сказал Саб-Зиро.

— Какая трогательная забота. За кого же он так боялся? За Шанг Цунга, за Милину, за мою мать? И за кого боишься ты, Саб-Зиро, раз явился сюда незваным и по собственной воле, хотя тебя великодушно освободили от данного тобой слова?

— Я не беру назад своих клятв, — глухо сказал он с таким выражением, что Китана снова отняла руки от заплаканного лица и впилась в собеседника удивленным взглядом. Ниндзя не смотрел на нее, как было у него в обычае, но теперь ей в этом виделось нечто иное. Нечто, скрывавшееся среди теней и осколков серебристых отражений.

— Ты кажешься… Взволнованным, — после долгой паузы начала Китана, выговорив последнее слово четко, буква за буквой. Саб-Зиро проигнорировал ее, сказал спокойно и безразлично:

— Я не стану более досаждать вам своим присутствием. Однако сообщу Шанг Цунгу о том, что видел, пусть убедится, что вы не вздумаете больше вредить себе. Ни словом, ни делом, принцесса.

— Ты тоже считаешь, что я сама во всем виновата? Ну разумеется, чего ждать от преданного слуги Императора, который готов на все, лишь бы выполнить его указание. Даже если выполнять его уже не требуется, — с горечью проговорила Китана. — На что еще ты готов, чтобы выслужиться перед ним, Саб-Зиро? Есть ли пределы у твоей покорности?

— Я верен Императору, как велит мне данная клятва. Не более и не менее. Императора не обрадовала бы ваша смерть. Иных мотивов у меня нет.

— Он сам тебе сказал об этом? Или ты сделал вывод из того, что тебе разрешили меня больше не охранять? — наступала Китана, рассерженная ответом.

— Из того, что вы все еще живы, принцесса, что удивительно, учитывая то, что вы позволяли себе в последние месяцы, — сказал Саб-Зиро, повернулся к Китане спиной и зашагал прочь.