Хроники Равалона - [55]

Когда Вирум закончил, а точнее, когда закончили через него, он встал и вышел из комнаты, направившись по узкой винтовой лестнице вниз, на первый этаж, где в своей спальне предавался объятиям бога сна старший чародей. Два послушника стояли возле двери, завистливо слушая могучий храп. Им наверняка тоже хотелось вот так беззаботно храпеть, а не стоять всю ночь по стойке «смирно», как солдаты графа Демонтера на площади замка, когда туда прибывает король.

Еще совсем недавно Вирум был таким же послушником, безропотно выполнявшим приказы младших и старших чародеев. Только в отличие от этих двоих Вирум был сыном графского писца и поначалу пытался поступить в далекую Школу Магии. Но контрактное обучение было отцу не по карману, а на стипендиальное Вирум не сдал экзамены, да и дар, как ему объяснили, у него был слабоват. Так что поступление в Орден Семерых для Вирума не стало самым выдающимся событием в жизни, как для этих двоих крестьян, которых чародеи Ордена приметили, разъезжая по землям графа. Один был сыном знахарки, другой — внуком волхва. Слабенькие таланты к магии, но для Ордена Семерых сойдет. К оперированию Высшими Заклинаниями Орден не стремился. В конце концов, в столице есть несколько выпускников Школы Магии, и, случись что, на что Орден не найдет управу, граф всегда может выписать столичного мага.

При виде младшего чародея послушники постарались вытянуться еще сильнее, хотя это вряд ли было возможно. Вирума они обязаны были пропускать так же, как и командующего южными пограничными отрядами и посланника графа, перед всеми остальными должны были пялить глаза, блеять «не велено!» и поддерживать наложенное на дверь Заклинание Небеспокойства.

— Что такое? — недовольно пробурчал старший чародей, стоило Вируму войти в спальню.

Слух у Бенезера был хороший, сон чуткий. Говорили, что раньше он служил в качестве пограничного мага на востоке, где то и дело происходили стычки с остроухими, и однажды во время сна чуть не лишился головы: пробравшиеся в крепость карлу перерезали уже половину охраны, когда их обнаружили и забили тревогу. Бенезер проснулся в тот момент, когда Лесной эльф подносил к его горлу кинжал-лист, и не будь у чародея привычки держать при себе готовое заклятие Молнии, то сейчас он точно не смотрел бы на Вирума так, будто прикидывал, послать разбудившего его в одиночку против прайда каррхамов, появившегося недавно в лесах графа, или прямо здесь и прикончить?

— Послание! — Вирум протянул старшему чародею заполненный лист бумаги.

Бенезер хлопнул в ладоши, зажигая свечи в комнате (Вирум вздохнул — он так не умел), забрал послание и погрузился в чтение. Вдруг лицо его вытянулось, он посмотрел на младшего чародея, снова на послание, вскочил с кровати, продемонстрировав занятную ночную рубашку с медведиками, и сунул лист Вируму под нос:

— Ты ни в чем не ошибся?

Вирум удивился. Кому как не Бенезему знать, что тот, кто принимает письменное сообщение, не может ошибиться, поскольку его тело один в один копирует движения пишущего в момент достижения заклятием принимающего.

— Нет.

— Дерьмо. — Бенезем торопливо забегал по комнате, собирая вещи. — Надо спешить. Пошли послушников, которые стоят на дверях, к командующему Кобберу. Пусть немедленно прикажет сержантам поднимать солдат и готовится к выдвижению. А заодно пусть пришлет гонца, я дам ему поручение.

Вирум кивнул и задом попятился к дверям. На его памяти таким взволнованным Бенезем выглядел впервые. Творилось что-то невообразимое.

— А ну подъем, отрыжка пьяного тролля! Чтобы через тридцать… нет, через двадцать секунд все были снаружи в полном боевом! И если кто опоздает, наказание понесут все! Понятно, бестолковое отродье? Подъем, живо!

Голмар вскочил, чувствуя, как бешено стучит сердце. Все, как и на учениях: грозный сержант Диланикс орет, пинками подгоняя нерадивых, по его мнению, сосунков, которым он не то что копье, даже ложку бы не доверил держать; рядом старательно сопят остальные из десятки, торопливо натягивая штаны и рубахи, а ведь еще надо успеть надеть доспех, про двадцать секунд сержант, конечно, загнул — но если не поторопятся, то Диланикс их так загоняет, что… что… не хочется даже представлять что; капрал их десятка уже спешит к сержанту получить приказы и узнать, где им стоять в общем построении; на улице трубят, да так, что и в казарме кажется, будто валится небо; ревут другие сержанты, и их «отрыжка пьяного тролля» точно так же, как и Голмар, спешат обрядиться в доспехи прежде, чем вернутся их капралы…

— Быстрее, грязь под копытами свиней! Герцог не будет ждать, пока последний из вас появится перед ним! А я отвечать за вашу тупость не буду, понятно? Чтоб вас убоги драли в зад и глотку! Живее!

Герцог?

А вот раньше такого не было на учениях. Их будили в разное время, только-только заснувших, уже погрузившихся в сон, на рассвете, когда душа еще не успела вернуться с ночных странствий, — но никогда при этом не упоминали герцога.

Неужели теперь все серьезно?

До этого восточно-южному пограничному гарнизону королевства Элибинер не доводилось участвовать в стычках серьезней, чем ловля лихого люда, думающего поживиться в землях вассала короля Элибинера — герцога Фильэнтера. Но все, кто стоял в южных пограничных территориях, шепотом передавали друг другу, что упыри хоть мир и заключили, но напасть могут в любой момент, потому и тренируют их так, чтобы воевали они и ночью без трудностей. А герцог Фильэнтер, владеющий такими опасными землями, получал особые привилегии от короля, имея возможность часть налогов отправлять не в казну, а на собственную армию, так что южные гарнизоны имели и доспехи хорошие, и оружие знатное. Не чета, конечно, столичным латникам, но потягаться в выучке с королевскими гвардейцами они могли.