Хроники Птеродактиля - [40]
— Ты что плетешься еле-еле? — Настя выговаривала Надежде, что совсем замерзла, что лишний вес никуда не денется, если быть такими неповоротливыми, что нечего заходить в магазины, обойдемся тем, что есть.
Степан смотрел на женщин почти с восхищением. Смотрел и не верил глазам: в руке вместе с легкой сумочкой Надя держала потертый порфель, совсем не подходящий облику этой дамы.
— Нет, не научила меня мудрости ни жизнь, ни смерть, — Владимир приблизился ко мне с явным желанием пообщаться, — я про войну, добавившую вам и увечий, и страхов, и грехов. Лестно, наверно, вам было почести свои нести по такой долгой жизни?
— Да, мудрости тебе не хватает. Пока. А воинские почести ты мне не приписывай. Вспомни-ка те времена: выбор был невелик — либо идешь на войну, либо, с моими-то гнилыми глазами, кротом докоптишь небо в унижении и обидах. Вот и выходит, что простая выгода на войну меня отправила, и не стоит геройство приписывать ни мне, ни кому другому. Все просто: люди шли воевать, потому что «не воевать» было опаснее и для жизни своей, и для близких, и для совести. Вон как ты маешься: нет тебе ни облегчения здесь, ни покоя, а все из-за гордыни твоей да натуры пакостной. Что, тошно за Леной отсюда приглядывать? То-то и оно, видно, не зря так скоро сюда попал — хватит, напакостил всем, пора и отдых дать суете земной.
— Вы несправедливы ко мне. Сторонитесь нашей компании. А ведь ваших кровей кумушки запутали клубком то, что не принято в житейских делах использовать. Под удар кое-кого подставили родственнички ваши. А Елена вроде бы и ни при чем, хотя дала ход горошинке запретной. Не обижайтесь, помню, что по незнанию. Зато вы знали, что давали ей в тот знаковый час. А уж о старушке-молодушке и говорить смешно, — через ее глупость чуть ли не торговое предприятие сколотилось в виде шайки-лейки из убогих мошенников. Да, убогих. Вон, Саша свою Карину никак у этого психа не выудит. А все из-за ваших родственничков, будь они неладны, — на всякий случай Владимир не стал ждать возражений, переместился в сторону Василия, который по обыкновению, не вмешиваясь, приглядывал за своей Анастасией.
— Этот портфель, что ли? — Настя выхватила портфель из Надиных рук, почему-то потерла его рукавом, понюхала и вернула Надежде, — говоришь, бумажки засаленные с напечатанной белибердой? Видно, белиберда эта денег стоит, иначе никто не стал бы охотиться за этим портфелем, — Настя насупила брови, помолчала. — Думаю, надо попробовать разобраться в этих карточках. Или выторговать за этот портфель хорошую долю. Или войти в долю. Кто это в дверь звонит? Почему не открывать, а вдруг Таня? Ну что ты опять про этот глазок, боюсь я этих глазков: глянешь, а в тебя выстрелят. Открою, Таня, наверно.
Надя не успела понять, как удалось ввалившемуся человеку так молниеносно выхватить портфель и так же молниеносно исчезнуть. Придя в себя, женщины выбежали на улицу, осмотрели окрестности, заглянули в соседние подъезды, — никого.
— Лучше бы ты этот портфель не уносила с работы, — устало проговорила Настя, — звони Карине.
Третий час коротал Степан в собранной из бревен избушке, что стояла заброшенной и захламленной в той части двора Настиного дома, куда давно перестали водить на прогулку своих детей местные мамочки. Широкие щели этого детского домика позволяли увидеть все, что творится в округе. Анастасия и Надежда, выбежав несколько раз из подъезда, заглянув во все мыслимые и немыслимые места, видно, решили, что «захватчик» исчез окончательно и бесповоротно. «Интересно, — думал Степан, — узнали меня эти тетки или нет?» Размотав шарф и сняв шапку, будто специально связанную для таких дел, Степан вытер вспотевшую шею, посмотрел на часы и решил, что пришло время покинуть убежище.
В метро было немноголюдно. Прохожие праздно разглядывали друг друга, оборачивались на ярких женщин, испытывая безмятежное удовольствие от беззаботности, царившей в эти поздние часы в московском метрополитене.
Из открывшихся дверей подошедшей электрички выплыла величественная дама, в которой Степан, почему-то не удивившись, узнал Карину. Всего один раз, на похоронах Василия эта женщина мельком взглянула на Степана.
«Может, не узнает? — лукаво затеплилась спасительная надежда. — Узнает. Уже узнала», — Степан бросился в еще не успевшие закрыться двери.
Поезд тронулся, и Карина боковым зрением увидела, как заспешил в глубь вагона напуганный чем-то человек. В его облике узнавалось почти забывшееся событие, неприятный осадок которого вытащил из памяти тревожные дни похорон, поминок, надоедливых преследований и бесконечных предчувствий.
— Портфель украли, — Настя швырнула Карине тапки. — Обыскали все вокруг, сбежал. Что значит, какой портфель? Мы же вычислили этот портфель. Ну вот, хорошо, что вспомнила. Надя принесла его ко мне. И разгадать не успели, что в тех стародавних схемах зашифровано — раз, и украли. Видно, «вели» Надежду с этим портфелем прямо к моей квартире. Побоялись на улице отнимать. — Настя тараторила, не останавливаясь, боясь, пропустить что-то важное и искренне полагала, что Карина своим приходом все объяснит и поможет.
Книга про взросление и тело для мальчиков и девочек с аутизмом и другими особенностями психического развития. Это демоверсия печатной книги для того, чтобы родители могли посмотреть и не бояться говорить на сложные темы со своими детьми)
Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».
Побывав в горах однажды, вы или безнадёжно заболеете ими, или навсегда останетесь к ним равнодушны. После первого знакомства с ними у автора появились симптомы горного синдрома, которые быстро развились и надолго закрепились. В итоге эмоции, пережитые в горах Испании, Греции, Швеции, России, и мысли, возникшие после походов, легли на бумагу, а чуть позже стали частью этого сборника очерков.
Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.
Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.
Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…
Футуристические рассказы. «Безголосые» — оцифровка сознания. «Showmylife» — симулятор жизни. «Рубашка» — будущее одежды. «Красное внутри» — половой каннибализм. «Кабульский отель» — трехдневное путешествие непутевого фотографа в Кабул.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)