Хроники Птеродактиля - [3]

…Люба узнала об этом спустя годы от бывшей учительницы, на которую в тот роковой день наткнулась обезумевшая мать, пробежав одним порывом трехкилометровую дорогу. Не выпуская повестку из сжатого кулака и боясь, что глупая дочь успеет узнать о решении раньше, чем она постарается отплакать отсрочку, мать ввалилась в прокуренный коридор и рухнула на руки Евгении Ивановне, первой учительницы Любы.

И что вздумалось тебе, Любчик, тем горемычным временем геройствовать? С умом, видать, в ладах твоя учительница пребывала. Ишь, как грамотно, как хитро упредила она неведомые тебе, недотепе, беды: и про то, что осталась ты старшим ребенком в семье вспомнила, и про отца твоего, ушедшего на фронт кормильца, сумела вставить, да так к месту, так вовремя, что доказать скоропалительность и необдуманность поступка твоего — и труда уже не было.

Любу на фронт не взяли. Однако спустя год вспомнили о Викторе. И пятнадцатилетний мальчишка с радостью и нетерпением отправился защищать морские рубежи своей любимой родины. На долгие, страшные годы.

Любчик, Любчик… Часто всплывает молодость да глупость твоя. Не по глупости ли брата чуть не угробила? И не по глупости ли со мною связалась? Думала, ненадолго? Ан нет! И опять шутим-с…

В разгар войны общежитие разбомбили. Пришлось напроситься в «квартирантки» к тетке, у которой и так своих было трое. Вот в этой полуподвальной квартирке она и встретила Николая — слепого, усатого дядьку, который находил ее в любом месте, любом углу.

Первый страх перед зрелым, усатым, исковерканным жизнью и войной гостем, зачастившим в дом тетки, сменился любопытством. Тетка с обывательской расторопностью подталкивала племянницу к Николаю:

— Смотри, Любушка, — война. Женихов мало осталось, да сколько еще поляжет. А этот-то — на руках носить будет. Надежная семья получится. Погоди, еще подруги позавидуют. Вон у него наград сколько, — и с квартирой, и с работой у такого должно сладиться. И сколько еще эта проклятая война протянется, сил нет терпеть… Ой, смотри: опять к нам заворачивает. Куда, куда под стол-то лезешь? Вот дуреха! К ней жених, а она — под стол.

Тетка веником, как котенка, вытолкнула Любу из-под стола.

Когда Николай постучал в дверь, обе — и тетка, и Люба, уже давились на диване от смеха, переглядывались и многозначительно трясли головами, усаживая гостя за тот самый стол.

Осенью сорок шестого сыграли свадьбу. Ненадолго попраздновать отпустили Виктора.

«Заматерел, прямо-таки красавец: девятнадцать лет, форма Балтийского флота… Да он затмил и жениха, и невесту, да на него охота идет…» — строчила Люба новенькой авторучкой, стараясь не сильно нажимать на перо.

— Кто ручку подарил, никак Виктор? — мать потянулась к столу, но осеклась, заметив, как спешно спряталась тетрадка и как зарделись щеки дочери. — Да я ничего, поговорить хотелось: осталось-то в деревне мужиков — раз, два и обчелся. Может, Виктора надоумишь побыть подольше.

— У нас из класса никто не вернулся, — грустно вздохнула Люба.

И тут, словно подслушав, вошел Виктор:

— Завтра уезжаю. Будь счастлива, сестренка, цыганка ты наша.

— Опять цыганка? Не надоело? И так переживаю, что глаза черные да и волосы как смоль.

— Зато кожа белая. Жаль, твой жених не видит, какое сокровище нашел.

— Он чувствует лучше, чем другие видят. Однажды рассказал, как я ему представляюсь. Страшно стало — так точно все рассказал.

— Смотри: еще ведро самогонки несут! Уж на ногах никто не стоит, вот беда, — мать суетливо ринулась к двери…

Тетка не обманула. Николай старался для семьи и всеми силами, и всею хитростью. Люба заканчивала институт. На подходе было и рождение дочери. Диплом защищали втроем. Николай в коридоре, обхватив десятидневную Леночку одной рукой, другую держал в чернильнице — на удачу. Удача оказалась кстати.

— Виктор демобилизовался. В техникум собирается. Здесь, неподалеку, — Люба сбивчиво радовалась приезду брата.

То, что брат будет учиться рядом, а общежитие техникума — считай во дворе, казалось упавшим с неба везеньем.

— Ты только подумай: и с Леночкой когда поможет, и с чем еще, а уж мы-то и накормим когда, и деньгами, — Люба рисовала в уме радужные куски их будущей жизни.

И Николай радовался ее мечтам, восторженности и своему счастью.

Послевоенная жизнь у всех складывалась по-разному. К мирным делам труднее приспосабливались фронтовики. Подросшее поколение военных детей проще смотрело в будущее: учись, работай, создавай семью, поступай как положено — и у тебя получится. Им все давалось легче. И не было за их плечами того угнетающего груза, который сумела взгромоздить на уцелевших в военных передрягах солдат уготованная каждому из них судьба.

Виктор привык, что в техникуме девчонок много, они моложе и старательнее. Ну и что? — они не воевали.

Вечерами сидеть за учебниками не хотелось. Играли в волейбол.

Гибкая, светловолосая Нина из соседней группы однажды поразила Виктора ловкостью и изворотливостью. Мяч как приклеенный попадал ей в руки из любого угла. В который раз она изгибается так, что, кажется, еще миг — и согнется пополам.

Виктор решил: выбираю Нину.

Это решение переставило игроков в команде. Виктор и Нина играли теперь на одной стороне.