Хроники Престижного района - [5]

Сеть была, как айсберг, и взяли только надводную часть. Бухгалтер, бесконечно преданная ему, продолжала жить в пригороде. Естественно, счета и его, и ближайшего окружения, остались неприкосновенными в надёжных банках в валюте за границей.

Не пострадали и связи на таможне, в полиции, поставщики — всё осталось, как было, и все нити в его руках.

Склад накрыли. Убыток был серьёзный, но не смертельный. Сом не брал большие партии в погоне за скидками, товара было на пару недель. И напрасно следователи допытывались:

— Как получали деньги за работу?

— У старшего.

— Где брал старший?

— Приносил курьер.

— Опознать можете?

— Нет, каждый раз был другой. Отдавал конверт и уходил.

Сом держал паузу. Внезапный отъезд мог вызвать подозрение, хотя уезжать, как он понимал, придётся. Куда — в Москву, конечно. Чем больше город, тем легче затеряться в толпе человеку-невидимке.

И была ещё причина, по которой он тянул с отъездом. Ему нравилась мама Олега. Он давно обратил на неё внимание. Собственно, Олега он и в свою сеть взял, и вообще привечал из-за неё, подсознательно, не задумываясь. Мальчик походил на неё не только внешне. Этот неуловимый внутренний аристократизм…

Надя была красива той неброской красотой, в которую нужно вглядеться. Приветливая, естественная, она не кокетничала, не строила глазки при старом муже. И была в ней забытая в это сумасшедшее время женственность.

А Сом был эстетом, вульгарности не терпел. Он любовался издали. И мужем её любовался — выправка, несмотря на годы, как у старых офицеров, благородные черты лица, и седина шла ему.

Олег сидел третий год, когда это случилось.

Сом видел в окно, как подъехала «скорая». А потом — шум на лестнице, носилки не входили в пассажирский лифт. Бросился помогать. Надя села в машину, он остался у подъезда.

Вернулась неожиданно быстро, шла, согнувшись под тяжестью горя. Он ждал у её дверей.

— Что, Надя?

— Умер, он умер, Максим Петрович.

Она не плакала, но такое бесконечное, беспомощное отчаянье было в глазах, на лице, во всей её худенькой фигуре!

— Надя, это надо пережить. Ему же было много лет, правда? И он прожил свою жизнь счастливо, с такой-то женой! Не беспокойтесь, я всё возьму на себя. В какую больницу его повезли?

Открытый гроб выставили во дворе, чтобы соседи могли попрощаться. Но почти никто не подошёл, два-три человека, что шли мимо.

Не любили Сергея Николаевича. Он стал просто старым брюзгой, обозлённым на весь этот чужой для него мир.

Не здоровался, проходил мимо бабушек на лавочке днём, и ребят — вечером, гордо подняв свою белоснежную голову. С Верой не здоровался, единственный во дворе.

Она не держала зла, умер человек, что ж теперь. Когда Люся бросилась к гробу этого чужого человека, пошла следом.

Так и стояли втроём, пока не приехала ритуальная машина — Надя, Вера и Люся.

Всем распоряжался Сомов. И на кладбище командовал, и повёз их троих в кафе. Там они помянули Надину первую и последнюю любовь, самого дорогого, бесконечно уважаемого человека.

Бабушки на лавочке шептались — что так убивается, молодая, красивая, по неприятному старику.

Надя так и не смогла пережить свою потерю. Опустилась, перестала следить за собой. Денег в доме не стало совершенно, жили ведь на пенсию мужа. Сомов приходил каждый день.

— Надя, ты в зеркало смотришь хоть иногда? На кого ты похожа! Почему у тебя пусто в холодильнике, я же оставлял тебе деньги?

— Я их потратила.

— На что?!

— Не помню.

Как-то увидел бутылку из-под портвейна в мусорном ведре. Перестал оставлять деньги, приносил продукты. Но холодильник был забит, а Надя — сильно под градусом.

Сомов недоумевал, где она берёт деньги на выпивку? Потом увидел пустеющие книжные полки.

К сыну поехала ещё только один раз — сообщила, что больше у него нет отца.

Когда подошёл следующий срок, Сомов спросил:

— Ты собираешься к Олегу, может, проводить тебя?

— Я не поеду.

— Как это, не поедешь? Он ведь ждёт!

— Не хочу, чтобы видел меня — такую…

Иногда он стучал к ней, звонил, но она не отвечала. Однажды спросила:

— Что ты ходишь, Максим, травишь душу себе и мне?

— Не спрашивай, Надя, поздно. Раньше надо было.

— Я могу попросить тебя об одной вещи? Это очень важно для меня. Единственное, что важно.

— Ты знаешь, что можешь попросить у меня, что угодно.

— Умру скоро, я чувствую. Выйдет Олег, не оставь его один на один с этим сумасшедшим миром. Присмотри за ним, чтобы не сломался, вышел в люди. Мы с отцом очень хотели, чтобы он окончил институт, женился. Люся любит его.

— Женить не обещаю, а человеком сделаю. И тебе умереть не дам, завтра же отвезу в клинику.

Назавтра не достучался. Хорошо, что успел заказать дубликат ключа.

Надя сидела за столом, положив голову на руки. На столе — только бутылка из-под портвейна, никакой закуски. Он подумал, спит, зло потряс за плечо. И ещё, и ещё раз. Она спала, но сон этот был вечным…

Позвал Веру — помыть, причесать, привести в божеский вид. Гроб во дворе выставлять не стал. Они втроём, с Верой и Люсей, похоронили её рядом с мужем, помянули и заперли квартиру. Ключи Вера спрятала до возвращения Олега. Больше в Питере Сомова не держало ничего.

И будто выстроенный Олегом план жизни начинал воплощаться. Он и вправду остался один на белом свете.