Хроники. От хулигана до мечтателя - [40]

КОМУ ЖЕ, КАК НЕ НАМ, ЛЮДЯМ С ГЛУБИНОЙ ДУШИ, ЗНАТЬ, ЧТО ТАКОЕ БЕССОННИЦА.

_{МЫ С ЛЯЛЕЙ СТРОИМ СВОЙ ЗАМОК МЕЧТЫ НА БЕРЕГУ ОКЕАНА}

Все случилось, когда мы поехали отдыхать на Гоа, в Индию. Во время поездки Ляля замкнулась, ушла в себя. Я пытался ее тормошить, но отступал перед ее грустным взглядом.

Наше последнее объяснение произошло на океанском пляже. Оно было кратким и уж точно не таким страстным, как все предыдущие. Страсть ушла.

— Витя... — тихо сказала Лайла. — Как думаешь, что будет дальше?

Она всегда задавала честные вопросы и ждала соответствующих ответов.

— Не знаю, — сказал я чужим голосом.

— Мне кажется, что дальше... что так продолжаться не может.

— А как должно быть?

— Я просто больше не могу, — прошептала Ляля и сжалась всем телом в песок, словно озябнув под прохладным океанским бризом и желая согреться. — Я очень устала.

Мы сидели на берегу океана и молчали. Я чувствовал себя так, будто наблюдаю за происходящим из параллельной реальности. Вроде бы все как всегда — вот Ляля, такая родная и знакомая, близкая. Рядом я — обнимаю свою возлюбленную, пытаюсь что-то сказать ей и одновременно ловлю себя на мысли, что это теперь выглядит до безобразия фальшиво. На самом деле я уже не внутри этих отношений, а как бы вовне.

— Давай просто расстанемся, — предложила Ляля.

— Да, наверное, так будет лучше, — глухо ответил я.

Так мы приняли решение по возвращении в Москву больше не встречаться.

За всю обратную дорогу Ляля не проронила почти ни звука. Она не плакала, и это было хуже всего. Лучше бы она рыдала, кричала, обвиняла меня в чем-нибудь. Я мог бы что-нибудь ответить. Но нет, она просто отпускала меня и уходила сама.

Некоторое время мы вели себя так, будто сумели забыть о существовании друг друга. Мы не были в ссоре, мы не держали обид. Просто эмоциональный накал еще не спал, и все было настолько больно, что мы бы не смогли смотреть друг на друга и представлять, что мы теперь чужие. И уж точно нам не удалось бы находиться среди общих друзей, смеяться, заводить новые знакомства на глазах у бывшей любви... Нет, это было бы лишним.

Наверное, правда? Уверен, бывает.

Судьба про идущих на свет забывает.

Быть избранными сердцу бешено биться.

С тобой понимать все и вдруг оступиться.

Упасть в пустоту и желать в ней остаться.

Теряя, заставить зрачки сокращаться.

Упасть и не ждать ничего и не верить.

Отказываться от того, кто в замене.

Быть преданным, даже если прежняя скажет: «Возьми».

Но фатальные чувства сильнее.

Ты хочешь отдать сердце мысли,

Увидев глаза мои полные боли.

Терять невозможно, не нужно, не вдруг,

Хочу в эту сказку, как маленький Мук,

Не понятый, но понимающий все.

Через несколько месяцев я узнал, что Ляля снова собирается в Индию. Буквально накануне я примчался, чтобы попрощаться и передать ей мою песню «Вода, песок», которую я сочинил, когда мы были в Индии. Не мог не прийти, ведь я совершенно не представлял, когда мы увидимся вновь. И будем ли мы при новой встрече теми же Лялей и Витей...

Вскоре Лайла вернулась в Москву — у нее оставались незавершенные дела в городе. А еще через некоторое время не стало Лени Нерушенко. Он погиб, врезавшись на мотоцикле в грузовик и перелетев через ограждение. На дороге, по которой он несся на своем байке, шли ремонтные работы. Леня к тому времени стал единственной ниточкой связывающей нас с Лялей. Он принимал участие во всех перипетиях наших сложных отношений — мирил нас, когда мы ссорились, давал советы, подставлял дружеское плечо то мне, то Ляле. Сопереживал. Был другом. И вот эта нить оборвалась...

Никогда не забуду тех минут, когда узнал о гибели Лени... Я был дома, что-то гладил, раздался звонок... Я не мог поверить своим ушам. Не помню, выключил ли утюг, не помню как домчался на место катастрофы...

Через несколько дней мы все приехали на похороны. Ляля явилась полуживая — она молчаливо стояла в сторонке, посеревшая, тихая, бледная и поникшая, словно тень. Плакать она не могла — она была в шоковом состоянии, и только глаза выдавали, насколько это невыносимое страдание — потерять разом двух близких людей, одного — навсегда, другого... Это был последний раз, когда я видел Лялю перед долгой разлукой.

Остались только строчки, пропетые веселым Лениным голосом — на диске, который вышел уже после его смерти:

Не забывай меня, нет.

Не забывай меня...

Может, встретимся...

Обязательно когда-нибудь встретимся, Леня. Я в это верю.

Лайла с ее природной веселостью и легкостью была слишком нежной для всех испытаний, выпавших на ее долю. Настолько нежной, что события этих лет подкосили ее. Через друзей мне передавали, что у Ляли нервный срыв — она временно находится под присмотром мамы.

После того как Ляля оправилась от потрясения, связанного с Лениной гибелью, она уехала в Лондон — учить английский, писать картины и просто жить другой жизнью. Ее след для меня затерялся. Она оставалась верной себе и не раскрывала свои планы даже перед лучшими друзьями. Ей требовалось одиночество. В одиночестве рождались лучшие ее стихи и картины.

Спустя два года после нашего расставания мы случайно встретились в Лондоне. Это было на Риджент-стрит, куда она зашла в магазин игрушек с подругой. А мы с Яной Рудковской приехали на гастроли. Мне хотелось осмотреть Лондон получше, и я прогуливался по той же улице. Вдруг кто-то вдруг хлопнул меня по плечу, я обернулся и увидел свою утраченную возлюбленную. От изумления я на пару секунд потерял дар речи, и когда голос вернулся, схватил ее за плечи и завертелся с ней по тротуару, повторяя: «Привет, привет, привет! Боже мой, это ты!» Контрапунктом шли сбивчивые реплики Ляли: «Слушай, я вообще не бываю в центре Лондона, представляешь! Я даже не знаю, как так получилось... Именно в этот день... И я здесь! .. Она действительно предпочитала шумным городским улицам тихие предместья и выбиралась в эти места довольно редко.