Хроники. От хулигана до мечтателя - [39]
— ГДЕ ТЕБЯ НОСИТ?!! — заорал он на грани ультразвука. — У НАС ЖЕ КОНТРАКТ!! НА СЦЕНУ!! БЫСТРО!!!
Переодевшись, я выбежал выступать. А когда вернулся, обнаружил, что Ляли нет.
— Где она? — спросил я у Айзеншписа.
— Там, где и должна быть, — ответил он. — Дома.
Ребята, которые были в зале и видели случившееся, рассказали мне, что Айзеншпис чуть ли не с кулаками набросился на Лялю, наорал на нее, после чего она в слезах покинула клуб. Дозвониться до Ляли я в тот вечер не смог. Она не брала трубку.
И вот наши отношения стали давать сбой. Ляля все больше расстраивалась, просила меня больше бывать с ней — чего я делать не мог, потому что моя популярность росла, а с ней увеличивалось количество работы. Если раньше музыкальные проекты откусывали от моего свободного времени по кусочку, то теперь они его откровенно сжирали.
Однажды Ляля объявила, что едет отдохнуть с мамой в Марокко — на месяц. Такова была ее официальная версия. Я поверил и с легким сердцем отпустил свою девушку. Как оказалось, напрасно.
Первое время я жил ожиданием. Но вот минул месяц, пошел следующий... А Ляля все не появлялась. Я звонил ей, приезжал к ней домой — все безрезультатно. Оставалось лишь ждать, страдая и скучая по ней. Еще через месяц меня, наконец, пронзила простая и жестокая догадка: Ляля меня бросила. Сбежала. Ушла. Исчезла.
Я взвыл, как раненый зверь. Метался, тряс друзей, пытался выведать у них, где моя любимая, что с ней, куда она исчезла и как ее найти. Но все молчали. Кто-то действительно был не в курсе того, что происходит, а кто-то определенно знал... Но Ляля переехала, поменяла телефоны и строго-настрого наказала всем молчать.
Я испытывал целую гамму чувств, которые сложно сейчас описать. Все это я выплескивал в дневник смутными фразами и оборванными строчками стихов. Я постоянно спорил — с ней, с собой, с собственной любовью... Часто мне казалось, что я схожу с ума.
Разбирай все бумаги.
Действуй. Сделай, как надо.
Не забудь про подарки —
и сожги это на хер.
Сколько же фотографий
с содержанием разным.
Не хочу быть заразным,
карантином здесь пахнет.
Буду биться, как серый,
не буди во мне зверя.
Убирайся из сердца,
я нашел уже церковь
С близкой теплой стеною.
Не могу не остаться.
Это новое счастье.
Не могу не остаться —
не хочу быть с тобою.
Как же больно мне было,
как же было мне тесно.
Ты не сможешь обидеть,
мне с тобой уже пресно.
Вкуса я не имею,
я тобой не болею.
Ты уйдешь — вот дорога.
Но еще два-три слога.
Обретенный условно
и еще не вживленный
Твой портрет понемногу
разбросает по волнам.
Не утонет, конечно,
как бы мне ни хотелось.
И, найдя в себе силы,
не признаюсь я в этом.
Волны солью полны,
как все слезы мои.
Море слез — это важно.
И портрет тот бумажный,
На поверхности памяти и сожалений.
Все, хватает.
Не буду. Не хочу на коленях.
А Ляля в это же время чувствовала себя настолько истерзанной, что приняла решение за нас обоих. Это было ее очередной попыткой поставить точку в отношениях, которые, увы, вновь зашли в тупик. Я не мог понять, как такое возможно — причинить и самой себе, и любимому человеку дикие страдания. Ляля полагала, вероятно, что «с глаз долой — из сердца вон». Проблема только в том, что от себя не убежишь. Вот и она... не убежала.
Однажды ночью раздался звонок. Я взял трубку и услышал родной и знакомый Лялин голос.
— Привет, — сказала она и разрыдалась.
Она плакала, что-то говорила, я слушал и молчал. По том позвал:
— Приезжай.
И она приехала.
Все завертелось с новой силой, с новым накалом. Встречи, признания, ссоры, примирения. И ощущение дикой усталости, опустошенности внутри. Какое-то новое чувство, которого раньше не было. Оно нависало надо мной, как грозовая туча, давило на грудь и предвещало скорый финал.
В какой-то момент я сломался. Боль от долгой марокканской разлуки с Лялей была настолько острой, что в ее отсутствие все переплавилось и перегорело. В душе осталось только унылое пегое пепелище, где не было места прежним надеждам.
Я чувствовал какое-то странное спокойствие, опустошение, почти равнодушие. Это новое ощущение пугало. Мне хотелось снова испытать то волшебное очарование, которое меня охватывало в присутствии Ляли... И это чувство все еще можно было вызвать искусственно, но теперь оно тянуло силы, выматывало.
Тогда, когда вдруг кажется,
что все — пришли и нет пути назад,
Формальность вслед за сложностью
смещает прежний факт
Ведь все же чувства неискоренимы,
Проблемы, страхи
и страданья все же мнимы.
Уверен, есть возможность
отыскать тот берег и войти
Второй раз в устье быстрой той реки.
Ляля видела эту перемену. Если раньше она могла исчезать и появляться, то теперь в ее поведении открылось что-то новое — в чем я видел искренний страх потери. Она стала ездить за мной на концерты. Например, я мог поехать в Питер на гастроли и уже на месте обнаружить ее среди публики. Да! Она неслась вслед за мной, покупала билет на мой концерт и ожидала конца моего выступления перед сценой, стоя с огромным букетом белых роз. Она хотела сделать мне сюрприз. Она все чаще меня удивляла.
