Хроники Мировой Коммуны - [53]

– Не надо ничего говорить больше. Я с вами!

Подскакивая от радости, парень исчез за люком. Иенсен с досадой посмотрел на свою подпись под приказом: «Зачислить в состав экипажа гардемарина Ли Чана».

– Надир, а ведь это ты сразу отослал назад катер. Зря! Мы бы справились без младшего штурмана.

– Команда и так сокращена до предела, без полной вахты я корабль не выпущу.

– Взял бы кого-нибудь из резерва базы.

– О запросе узнал бы Луанг. Явился бы лично и предложил себя. А мы не можем брать с собой в смертельно опасный рейс…

– Слушай, Надир, это ты на парня страх наводи. Ты ведь сам не веришь в сверхновую!

– Мало ли во что я верю. Думаю, там будет такое, что сейчас никто не может предположить. У самого-то какие мысли?

– Ну, например, проблемы в поселении. Корабли остались помочь колонистам.

– Тогда они бы отослали к нам второй борт с вестями.

– А если там эпидемия?

– Вот-вот, Курт! Зачем туда с начфлота?

Чан не мог поверить в стремительность происходящего с ним. Завтракал он под шум прибоя в толкотне студенческой столовой в Вэньчане, обедал на бегу у пищевого автомата среди паутины переходов Лагранжа в полутора миллионах километрах от Земли, а ужинать, похоже, придется за десять световых лет отсюда. Последние часы перед стартом он спешно вникал в круг новых обязанностей. Его наставляла старший штурман Мендес, строгого вида дама, вполне еще привлекательная для своих тридцати. С остальными членами экипажа едва успел познакомиться. Все они были европейцами и американцами – ​курсантов из восточных академий всегда направляли на корабли с западными экипажами. Единственный азиат – ​бортврач-один Накамацу, как выяснилось, родился во Флориде. Ближайшим земляком у Чана оказался рослый рыжий Пилюк из Сибири, бортинженер-два. Бортинженером-один и, следовательно, третьим по старшинству на корабле был чернокожий бразилец Пейшоту. Энергетикой традиционно ведали женщины – ​Дюбуа и Очоа, две смешливые серые мышки возрастом чуть постарше Чана. Вторым врачом был совсем пожилой, полностью замкнутый в себе Кацонис в какой-то чудной старомодной курточке. Вот и вся команда дальнего космического крейсера. Когда по десятиминутной готовности экипаж занял места в рубке, там еще остались пустые кресла недостающих спецов.

– Запрос на вылет! – ​громко произнес командир Иенсен из разноцветного сияния главного пульта.

– Диспетчерская добро, – ​сообщил Тулин. – ​Желают успеха.

– Принимаю управление! – ​командир взялся за рукоятки штурвала, разворачивая корабль.

Чан поднес руку к налобнику и украдкой включил визир на внешний обзор.

Крейсер осторожно пробирался на маневровых движках через набитое кораблями пространство. Вокруг космической гавани плотно висели в дрейфе средне- и крупнотоннажники – ​внутрисистемные и межзвездные, с характерными утолщениями энергоотсеков. Чан подумал, что в Лагранже давно пора строить настоящий космопорт, где могли бы швартоваться большие корабли, а не только челноки и разная судовая мелочь. А то, что получается? У Сатурна такой порт есть, у Юпитера есть, даже у Грума есть, а у Земли – ​нет!

– Энергетик-один, готовность включение главного двигателя!

– Готовность! – ​отозвалась Дюбуа. – ​Гравикомпенсаторы в ходовом режиме!

– Все системы готовы! – ​подтвердил Пейшоту.

– Двигатель включить! Курс на джамп-зону!

– Двигатель включен! – ​доложил Тулин. – ​Есть крейсерская скорость! На курсе!

Два часа, пока «Разведчик» шел к точке прыжка, поднимаясь из плоскости эклиптики, ближайшая Седьмая околосолнечная гелиостанция заряжала по лучевому каналу его звездные конденсаторы. Оба штурмана непрерывно отслеживали положения крейсера, чтобы раскрытая километровая чаша приемника всё время ловила поток энергии, протянувшийся на тридцать миллионов километров. Стоило хоть на миг потерять этот режущий космос невидимый луч, и возникла бы угроза для безопасности межпланетного сообщения, а, возможно, и для населенных планет. Впрочем, нет! Луч уходил вверх, из эклиптики, иначе его не рискнули включать на такой дистанции. Мендес отлично справлялась со своей задачей, Чан лишь подстраховывал. Но посмотреть по сторонам удалось не скоро. К тому времени циклопические сооружения Лагранжа исчезли из вида, а маленький диск Земли превратился в совсем уже крохотную бело-голубую горошинку.

Чан взглянул туда, куда им предстояло отправиться – ​к северному полюсу мира, как называли эту точку на небесной сфере в старой астрономии. Историческая традиция была жива до сих пор, под космическим севером и сейчас обычно подразумевают направление на Киносуру, иначе – ​Полярную звезду, а не на истинный полюс Галактики. Недалеко от Полярной поблескивала маленькая Альсафи. Чан знал, что это арабское слово «аль сафи» означает треножник. Наверное, древние арабы представляли весь земной мир походным котлом, подвешенным к небесной треноге. Европейцы назвали эту звезду Сигмой созвездия Дракона. На старом Западе дракон олицетворял зло, а вот в Китае, наоборот, был символом созидания. К тому же в китайской астрономии Драконом именовали совсем другое, экваториальное созвездие, а на полюсе древний китаец видел Пурпурную ограду, за которой ехал на своей колеснице Небесный император Гао-Ян. Для Чана, вызубрившего в академии карты неба для сотен разных звездных систем, всё это было в сущности неважно. Звезды горели для него как маяки, зовущие всё дальше и дальше.