Хроники империи, или История одного императора - [14]

— И князь, разумеется, доигрался, — немедленно вставил Ив. — Барден раскрыл всю его деятельность и объявил на него охоту.

— Не всю, — сказал Рувато. — Далеко не всю. Полагаю, ему в руки попало лишь одно мое письмо.

— Вам нужна помощь? — прямо спросил Дэмьен, и Рувато почувствовал к нему уважение: вместо того, чтобы абстрактно рассуждать, обсасывать подробности и выражать соболезнования, принц перешел сразу к главному.

— Нужна, — так же прямо ответил Рувато. — Мне нужно место, где бы я мог переждать несколько недель… или, может быть, месяцев. Видите ли, ваше высочество, я оказался в неприятном положении, лишившись в один миг всего своего состояния.

— То есть?

— То есть, Барден арестовал все мое движимое и недвижимое имущество, экспроприировав в пользу короны.

— Ах вот как, — тихо сказал Дэмьен, сверкнув черными глазами, и жестом предложил всем присутствующим сесть. — Давайте обсудим, что мы можем для вас сделать, князь.

* * *

Ночи разгульного веселья в обществе воров, карточных шулеров, бродяг, сутенеров и различного рода мошенников давно уже стали такими же привычными, как дневные советы с участием министров, командующих армий, мастеров ремесленных гильдий и глав храмов Двенадцати. Это были два диаметрально противоположных мира, и Барден до сих пор, как мальчишка, упивался сознанием того, что в обоих мирах его принимают как своего. Ночной сброд понятия не имел, кто пьет с ними за одним столом; высокопоставленные вельможи в страшном сне не могли вообразить своего императора в грязном портовом кабаке, в компании с висельниками и жуликами. О ночных загулах правителя империи знали только Альберт, мастер Илескар и мастер Ахенар, но они держали язык за зубами. Все остальные, кому когда-либо удавалось прознать об отнюдь не благородных пристрастиях императора, лишались головы прежде, чем успевали посвятить в эту тайну кого-либо еще. Барден не стыдился своих ночных приключений; ничего постыдного он не совершал; и если любопытные так быстро расставались с жизнью, то лишь потому, что он не любил, чтобы в его дела совали нос посторонние.

Альберт очень нервничал, когда император уходил на поиски ночных приключений. Понять эту болезненную, как ему казалось, темную и нечистую страсть своего повелителя он никак не мог; не мог и сопровождать его, так как Барден категорически запрещал это. Поэтому в те ночи, когда император отсутствовал во дворце, удовлетворяя свою страсть к низким удовольствиям, Альберт до рассвета (или же до возвращения императора) без сна просиживал в маленькой комнатушке, примыкающей к спальне Бардена. Возвращаясь, Барден не мог не заметить своего верного охранника, и, конечно, замечал его, но проходил мимо в молчании, едва удостоив его мимолетным взглядом. Тогда Альберт так же молча вставал и уходил, чтобы, наконец, лечь спать с успокоенным сердцем: сегодня император вернулся благополучно.

Эти ночи, бессонные, безмолвные, наполненные тревожными мыслями, повторялись из недели в неделю — все время, которое император проводил в том или ином городе.

Альберт привык, что император появляется внезапно и бесшумно — он умел передвигаться, не тревожа ни людей, ни предметы, которые оказывались поблизости. Поэтому Альберт не на шутку испугался, когда Барден возник вдруг посреди комнаты, неловко вывалившись из телепорта, причем появление его сопровождалось шумом, приглушенным грохотом и невнятной руганью. Альберт вскочил, не зная, что думать и что делать. Далеко не сразу он сообразил, что Барден не один, что в медвежьих объятиях он сжимает какого-то отчаянно отбивающегося человека, которого он и швырнул на пол, едва прямоугольник телепорта погас за его спиной. Человек, ударившись об пол, глухо вскрикнул и замер на секунду, но тут же резво поднялся на четвереньки и сделал отчаянный рывок в сторону двери. Поймав его движение, Барден быстро повернулся и сильно и безжалостно ударил его ногой под ребра; незнакомец снова повалился на пол, скорчился и затих. Барден повернул покрасневшее, покрытое каплями пота лицо к Альберту; тот стоял неподвижно и безмолвно, силясь осознать происходящее.

— Позови Атанасуса, — бросил император отрывисто.

Атанасусом звали начальника дворцовой стражи.

— Кто это? — в крайнем изумлении и тревоге спросил Альберт, имея в виду, разумеется, поверженного на пол незнакомца.

— Я сказал — позови Атанасуса! — повысил голос император, и Альберт счел за лучшее немедленно повиноваться.

Когда он вернулся в обществе Атанасуса (у него было сильное желание взять еще двух стражников, но он тут же подумал, что император вовсе не обрадуется лишним свидетелям), то застал следующую картину. Незнакомец по-прежнему лежал на полу, но руки его и ноги теперь были крепко — даже излишне крепко и достаточно жестоко, — связаны ремнями; а император, обнаженный по пояс, стоял перед зеркалом и при свете размазанного по воздуху магического огня пытался что-то разглядеть на своей спине. Спина была залита кровью.

— Ваше величество, что с вами? — вскричал мгновенно побледневший Атанасус и схватился за меч.

— Со мной — ничего. Царапина, — ответил император и отвернулся от своего отражения. — Давайте лучше займемся этим вот парнишкой. Но учтите, Атанасус: вы должны держать язык за зубами, не задавать вопросов, и ни в коем случае не болтать о том, что здесь услышите и увидите. Ясно? Ни слова! Ни слова, пока я вам не велю заговорить.