Хроники Фирнберга - [84]

Что смогут предпринять командиры наступающих? Приказать не стрелять? Прекрасно. Вооружить арбалетами несметную толпу, послать в бой и приказать не стрелять. Такого приказа просто не поймут. Это после того как набранным солдатам день и ночь твердили, что они должны стрелять в грифонов. Впрочем Иеракс всерьез сомневался, что таким войском в сражении возможно управлять. Полководцу надо все продумать еще до начала битвы, когда все началось менять планы уже поздно.

Попытаться рискнуть? Понадеяться, что враги не рассчитали такой вариант? Могли действительно не предусмотреть, ведь такого массового наступления еще не было никогда. А вдруг предусмотрели? Нельзя недооценивать противника.

В случае успеха погибнут тысячи врагов. Иеракс понимал, что все равно наступающую армию остановить не удастся, если от самоистребления не начнется паника. Но воспользоваться возможностью сократить вражескую орду он должен. Хотя грифонам придется летать над войском достаточно низко, чтобы провоцировать стрельбу в себя, а это значит что какие-то из множества ядовитых арбалетных стрел достигнут цели и его крылатые товарищи погибнут.

Иеракс, кружа на рекой, продолжал напряженно думать, пытаясь предусмотреть всё.

Грифоны возвращались к своему берегу, на который уже взбиралась вражеская армия. Сейчас они развернутся и сделают еще один заход. И это время Иеракс заметил, что в воздухе грифоны не одни. Из-за холма сторожевой башни неспешно и величественно поднимался дракон. Крылатый ящер закончил набирать высоту, и раскинул крылья, собираясь заскользить по воздуху над берегом.

Природный инстинкт заставил грифона дрогнуть. Да и он не знал чего ждать от дракона в данной ситуации.

А потом Иеракс сообразил, что сейчас будет.

— Всем вверх! — успел он крикнуть своим товарищам. В данной ситуации действительно лучше или находится на земле, или, когда приземлится нет возможности, стоит поднятся выше, чтобы был запас высоты на время короткой потери ориентации.

И еще он понял чью сторону дракон принял в этой битве.

14

За холмом со сторожевой башней я увидел несметную толпу людей, разлившуюся от берега до берега. Немало уже успело подняться и теснило оборонявшихся.

Еще никогда я не видел, так много солдат.

Я начал круг, чувствуя под крыльями холодный зимний воздух, рассчитывая пройти сначала над берегом, а следующим кругом захватить и центр реки.

Меня увидели внизу, а какой-то благоразумный грифон уводил своих с линии атаки.

Эта толпа внизу — армия. Так называется большое скопление людей, которые идут вместе кого-то убивать. Они вместе, у них одни чувства, они мало кого боятся когда их много. Но в глубине любой армии, я чувствую, таится стадо. И чем больше скопление людей тем сильнее они поддаются общим порывам. Настало время пробудить у них чувство, которое таится в глубине животной сути любого большого стада.

Даже если там все идут навострив рога. И не важно, что это не их собственные рога, а деревянные, которые они направляют на противника.

С высоты на наступающую армию обрушился громоподобный рык дракона.

Через несколько мгновений панику уже нельзя было остановить. Наступающие посыпались по склону. Сотни, даже тысячи людей катились и кувыркались по берегу.

Паника как пожар охватывала всех до единого. Никакой разум и самообладание уже не могли ее остановить.

Еще никогда такое массовое скопление народа не слышало дракона одновременно.

Я скользил на крыльях на полем людей, сотрясая воздух рычанием. Зрелище потрясало меня самого. Ряды наступающих рассыпались превращаясь в беспорядочную толпу. Эта толпа как живое море расходилась волнами подо мной. Все поле от горизонта до горизонта пришло в движение, десятки тысяч человек бежали, бросая оружие. И подхлестывая ужас друг друга.

Огромная численность напуганных делала панику еще страшней.

Больше всего гибло там, где отступало то, что осталось от конницы. Ни один здравомыслящий рыцарь не пойдет против дракона на коне, ибо ни один конь не выдерживает рычание дракона, тут же сбрасывая всадника. Но эта армия шла воевать не с драконом. Теперь конница, по большей части уже без всадников, неслась давя свою же собственную пехоту и арбалетчиков.

Я рычал, подогревая страх бегущих. А лед позади армии, превратившейся в напуганное стадо, был весь усыпан брошенным оружием, шитами, арбалетами и копьями. Солдаты не могли бежать, спотыкались через брошенное оружие, валились, ползли на четвереньках, давя друг друга. Крик, поднимающийся с поля сливался в какой-то невообразимый вой. Некоторые в ужасе лезли через завалы тел, по рукам и головам. Такие заторы из перепуганных солдат образовались на южном берегу, куда все так стремились бежать.

Там на подъеме творилось ужасное. Кое-кто, обезумев от страха бил и даже убивал своих же товарищей, чтобы пробится через толпу, которая мешала бежать. Какой-то вояка в остервенении тыкал кинжалом в спины столпившихся впереди и паника от того только усиливалась.

Невысокий склон превратился для обезумевших в непреодолимое препятствие. Толпа накатывала на него волна за волной, нагромождая на берег курганы живых людей.

А тем временем арьегард, который еще даже не успел спуститься на лед реки, и даже меня не видел за деревьями на южном берегу, тоже пустился в бегство, бросая обозы. Звук распространялся на большое расстояние почти не ослабевая. И последние полки сначала почувствовали страх, они вдруг поняли, что идти в предстоящее сражение им не по силам. А когда от реки хлынули толпы убегающие, аръегард сорвался с места, опережая всех бегущих.