Хроники Фирнберга - [61]

— Какой ты серьезный! — восхитился рыцарь, глянув в глаза грифона, решительно блестевшие в прорезях шлема.

Иеракс снял с подставки большой стенной арбалет, который можно уже даже назвать аркбаллистой. Он был слишком тяжел для человека, но не для грифона.

— Ты умеешь стрелять? — поинтересовался человек.

— Странно, что никто не додумался использовать грифонов как стрелков. У нас зрение лучше, чувство расстояния, точность и быстрота. И я быстрее могу перезарядить такой арбалет чем человек.

— Быстрее?

— Такой большой арбалет натягивается воротом. Это долго. Я могу натянуть его лапами. Силы хватит. Значит смогу стрелять в несколько раз чаще. И с большей точностью.

Лефтхад с интересом наблюдал как Иеракс потянул толстую тетиву обоими лапами, быстро вложил короткую толстую железную стрелу, которую держал в клюве, развернулся и пробил ей бревно так что полетели щепки, а из расщепленной древесины высунулся наконечник.

— Впечатляет.

Иеракс забросил арбалет за спину.

— По сути, наверное только я могу представлять настоящую опасность для дракона вот с такой аркбаллистой. Потому, что только я могу носить такое оружие с собой. А люди, пока разворачивают ее на подставке и пока прицеливаются в движущуюся цель, упустят момент.

— Так ты у нас теперь одинокий охотник на драконов? — улыбнулся рыцарь.

— Не люблю бессмысленную охоту. Я больше люблю говорить. А с таким оружием я могу вести изысканные беседы даже с очень сильным противником.

— Наш дракон тоже любит поговорить.

— Значит мы созданы друг для друга, — ухмыльнулся Иеракс. — Мне было бы интереснее подружится с драконом.

— Тогда зачем же такой арбалет? Без него не получится подружится?

— Для уважения. Пусть дракон меня уважает, и я для него буду интереснее.

Наступал осенний вечер, Иеракс прогуливался недалеко от кузницы. Там внутри еще светился огонь, а на улице сгущалась вечерняя синь.

Дышалось легко. Воздух наполнен влажной прохладой, снег казался сыроватым на ощупь, легко проминался. Грифон неторопливо шел по дорожке протоптанной его собственными лапами.

На стволы старых деревьев, на грубую бороздчатую кору снег налип понизу, лег и на толстые сучья, скопившись в развилках ветвей. В тишине даже почти не слышно журчания скрытой подо льдом речки, что прячется за толстыми деревьями в низине неподалеку.

Сугробы вдали становились все синее, начинало темнеть. И в такую погоду грифон вновь ощутил странную зовущую тоску. Что-то трудно объяснимое есть в таких зимних вечерах, особенно если проводить их в малолюдных деревнях.

Может быть к утру похолодает и снег покроется тонкой хрупкой корочкой, если не начнется снегопад. Несмотря на хорошо прочувствованное одиночество, ночевать Иеракс решил в кузнице, оставив часть дел на завтра. С улицы тлеющий огонек очага уже не был виден, приоткрытая дверь темнела.

Грифону захотелось перед сном полетать вдоль замерзшей реки.

Удалился подальше от деревни, опустившись недалеко от замерших в синих сумерках заснеженных вётел, за которыми темнел спуск к речке.

Ниже у берега лапы глубже проваливались в снег.

Из невысоких сугробов торчали мертвые репейники и то, что осталось от иссохшей крапивы. Хотя бы по ним можно догадаться где край замерзшей воды.

Иеракс оглянулся на темные кусты, прислушался к ночной тишине.

Стемнело так, что здесь, в тени деревьев, человеку было бы совсем ничего не видно. Грифон сделал несколько осторожных шагов, чувствуя что под снегом не понять где кончается берег и начинается еще не крепкий лед. Он только слышал речную воду подо льдом. Стало неуютно, но он двинулся вперед, тревожно наступая.

Так он испытывал свою храбрость, не зная в какой момент провалится. Обязательно ведь провалится.

Передняя лапа вдруг резко ушла вниз, а за ней с плеском и вторая. По локоть объяло холодом, грудью он повалился вперед, раскинув крылья, чтобы сохранить равновесие. А здесь глубоко!

Попытался встать, лед с краю обламывался, так что грифон растянулся на брюхе. Но вместо того чтобы отползать назад, Иеракс прыгнул немного в сторону и провалился там целиком. Под лед ушли сразу все четыре лапы, холод охватил живот. Не удалось удержать вскрик. Птицезверь молотил лапами среди обломков льда и снежной каши, иногда вроде доставая до дна. Но опереться на него не получалось.

Грифон вдохнул побольше воздуха, закрыл глаза, чтобы не попал кусок льда. Течение медленно затаскивало его под непрочный край пролома. Иеракс нащупал над собой гладкую поверхность льда, но не стал сопротивляться. В диком холоде открыл глаза, видя, что сквозь лед и снег на нем, сверху просачивается очень слабый ночной свет. Доигрался!

Снизу в воде когтями не получалось зацепится за гладкий лед, а течение речки тащило дальше. Чтобы не задевать за дно, грифону, дивясь собственному безумию, пришлось кверху лапами распластался по нижней стороне льда, скользя животом. Глубина здесь, за исключением омутов, невелика, дальше поток может вообще зажать между дном и ледяным потолком. Удерживал дыхание так долго как мог, позволяя реке нести дальше в неизвестность. Еще несколько мгновений! Он опасался, что зацепится крыльями за одну из коряг, которых много на дне таких речек, текущих через рощи.