Хроники Бустоса Домека - [30]
Посмотрим, что будет дальше!
Простак
Дорогой Авелино!
Вчерашний день – я не преувеличиваю – стал настоящим романом с приключениями, в которых испытывалось мужество героя (ты, вероятно, догадался, кто он), и финал был неожиданным. Я начал с того, что затеял интрижку. Во время завтрака девицы передавали со стола на стол расписание экскурсий. Я воспользовался минуткой, когда засвистел кипящий кофейник, и шепнул: «Жаклин, не отправиться ли нам на озеро?…» Ты, может, сочтешь меня лжецом, но ответ гласил: «В двенадцать в чайном салоне». Без десяти двенадцать я был на посту, предвкушая самые заманчивые перспективы и пощипывая свои черные усы. Наконец появилась Жаклин. Не медля ни секунды, мы выбежали на свежий воздух, и там я заметил, что за нами, как эхо, раздаются шаги всего семейства, даже Пуаре пристроился сзади и буквально наступал нам на пятки. Для поездки мы воспользовались гостиничным автобусом, что обошлось мне дешевле. Кабы знать, что на берегу озера есть ресторан, к тому же очень дорогой, я бы проглотил язык, прежде чем предлагать эту прогулку. Но было уже поздно. Облокотясь на стол, хватая приборы и опустошая хлебницу, аристократы потребовали меню. Пуаре довольно громко прошептал мне: «Поздравляю, мой бедный друг. К счастью, кажется, обойдется без аперитива». Этот невольный намек не остался неуслышанным. Жаклин первая потребовала для всех по рюмке «Биттер де Баск», и это была не последняя рюмка. Затем пришел черед закускам – были там и foie gras [180], и фазан, не говоря уж о fricandeau [181] и о filet, и все завершилось фланом [182]. Подкреплялось все это обжорство откупориванием бургундского и божоле. Кофе, арманьяк и сигары завершили пиршество. Даже спесивец Гастон не поскупился на любезности по отношению ко мне, а когда барон собственной рукой передал мне уксусницу, которая оказалась пустой, я пожалел, что нет фотографа, дабы переслать моментальный снимок в «Мельницу». Так и вижу его в витрине.
Жаклин я насмешил анекдотом о монахине и попугае. Затем, движимый беспокойством кавалера, у которого иссякают темы беседы, я ляпнул первое, что пришло на ум: «А что, Жаклин, если мы сейчас отправимся на озеро?» – «Прямо сейчас?» – сказала она и ошарашила меня, предложив: «И верно, чем скорей, тем лучше».
На сей раз за нами не последовал никто. Все прочие, ублаженные едой, сидели как буддийские идолы. Мы же пошли по берегу, обмениваясь шуточками и флиртуя, – разумеется, в рамках приличий, принимая во внимание высокое положение моей спутницы. Солнечный луч шаловливо рисовал сверкающие каракули на анилиново-синей воде, и вся природа старалась быть на уровне момента. В загоне блеяла овца, где-то на горе мычала корова, и в соседней церкви, молясь на свой лад, звонили колокола. Однако, поскольку мне надлежало держаться строгого поведения, я стоически обуздал свои чувства, и мы возвратились. Нас ждал восхитительный сюрприз. За это время хозяева ресторана под предлогом закрытия на ночь сумели добиться того, что Пуаре, который теперь, точно граммофонная пластинка, повторял слово «extorsion» [183], оплатил весь счет, приложив к деньгам свои часы. Согласись, что такой день, как сегодня, вселяет желание жить.
До следующего письма Феликс Убалъде
Дорогой Авелино!
Мое пребывание здесь становится для меня истинным образовательным путешествием. Без малейших усилий я провожу глубокое исследование социального слоя, который, так сказать, уже почти иссякает. Для проницательного наблюдателя эти последыши эпохи феодализма представляют зрелище, не лишенное интереса. Чтобы далеко не ходить: вчера в чайном салоне Шанталь появилась с блюдом оладий, украшенных малиной, которые она сама, с дозволения гостиничного кондитера, приготовила на здешней кухне. Во время five o'clock чай всем разливала Жаклин, подала и мне чашку. Барон, без долгих слов, набросился на оладьи – хватал чуть ли не по две сразу, одновременно развлекая нас рассказами о всяческих случаях и весьма рискованными анекдотами, от которых мы помирали со смеху, и не переставал подшучивать над оладьями Шанталь, заявляя, что они несъедобны. Он говорил, что Шанталь неумеха, что она не умеет жарить оладьи, на что Жаклин ему заметила: мол, лучше бы ему не говорить о стряпне после того, что случилось в Марракеше, где властям пришлось его спешно спасать, отправив обратно во Францию в дипломатической вализе. Гастон резко ее оборвал, безапелляционно заявив, что нет такой семьи, в которой не случались дела предосудительные и даже преступные, и она, Жаклин, проявляет весьма дурной вкус, откровенничая перед совершенно незнакомыми людьми, среди которых затесался иностранец. Жаклин ему возразила, что если бы тогда догу не вздумалось сунуть морду в подношение барона и тут же упасть замертво, Абдуль-Мелек уже не морочил бы людей. Гастон в ответ на это ограничился замечанием, что в Марракеше, к счастью, не делают вскрытий и, по диагнозу губернаторова ветеринара, причиной был приступ surmenage [184], столь часто встречающегося у собак. Поворачивая голову то к одному, то к другому, я кивал в знак согласия и наблюдал украдкой, как старичок, не теряя времени зря, уплетал оладьи. Я тоже не зевал и, делая вид, будто отнюдь не жадничаю, подобрал все, что осталось.
Произведения, входящие в состав этого сборника, можно было бы назвать рассказами-притчами. А также — эссе, очерками, заметками или просто рассказами. Как всегда, у Борхеса очень трудно определить жанр произведений. Сам он не придавал этому никакого значения, создавая свой собственный, не похожий ни на что «гипертекст». И именно этот сборник (вкупе с «Создателем») принесли Борхесу поистине мировую славу. Можно сказать, что здесь собраны лучшие образцы борхесовской новеллистики.
Хорхе Луис Борхес – один из самых известных писателей XX века, во многом определивший облик современной литературы. Тексты Борхеса, будь то художественная проза, поэзия или размышления, представляют собой своеобразную интеллектуальную игру – они полны тайн и фантастических образов, чьи истоки следует искать в литературах и культурах прошлого. Сборник «Всеобщая история бесчестья», вошедший в настоящий том, – это собрание рассказов о людях, которым моральное падение, преступления и позор открыли дорогу к славе.
Борхес Х.Л. 'Стихотворения' (Перевод с испанского и послесловие Бориса Дубина) // Иностранная литература, 1990, № 12, 50–59 (Из классики XX века).Вошедшие в подборку стихи взяты из книг «Творец» (“El hacedor”, 1960), «Другой, все тот же» (“El otro, el mismo”, 1964), «Золото тигров» (“El oro de los tigres”, 1972), «Глубинная роза» (“La rosa profunda”, 1975), «Железная монета» (“La moneda de hierro”. Madrid, Alianza Editorial, 1976), «История ночи» (“Historia de la noche”. Buenos Aires, Emecé Editores, 1977).
Мифология, философия, религия – таковы главные темы включенных в книгу эссе, новелл и стихов выдающегося аргентинского писателя и мыслителя Хорхе Луиса Борхеса (1899 – 1986). Большинство было впервые опубликовано на русском языке в 1992 г. в данном сборнике, который переиздается по многочисленным просьбам читателей.Книга рассчитана на всех интересующихся историей культуры, философии, религии.
В увлекательных рассказах популярнейших латиноамериканских писателей фантастика чудесным образом сплелась с реальностью: магия индейских верований влияет на судьбы людей, а люди идут исхоженными путями по лабиринтам жизни.
Сокровищница индейского фольклора, творчество западноевропейских и североамериканских романтиков, произведения писателей-модернистов конца XIX века — вот истоки современной латиноамериканской фантастической прозы, представленной в сборнике как корифеями с мировым именем (X. Л. Борхес, Г. Гарсиа Маркес, X. Кортасар, К. Фуэнтес), так и авторами почти неизвестными советскому читателю (К. Пальма, С. Окампо, X. Р. Рибейро и др.).
Книга «Шесть повестей…» вышла в берлинском издательстве «Геликон» в оформлении и с иллюстрациями работы знаменитого Эль Лисицкого, вместе с которым Эренбург тогда выпускал журнал «Вещь». Все «повести» связаны сквозной темой — это русская революция. Отношение критики к этой книге диктовалось их отношением к революции — кошмар, бессмыслица, бред или совсем наоборот — нечто серьезное, всемирное. Любопытно, что критики не придали значения эпиграфу к книге: он был напечатан по-латыни, без перевода. Это строка Овидия из книги «Tristia» («Скорбные элегии»); в переводе она значит: «Для наказания мне этот назначен край».
Роман «Призовая лошадь» известного чилийского писателя Фернандо Алегрии (род. в 1918 г.) рассказывает о злоключениях молодого чилийца, вынужденного покинуть родину и отправиться в Соединенные Штаты в поисках заработка. Яркое и красочное отражение получили в романе быт и нравы Сан-Франциско.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881 — 1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В девятый том Собрания сочинений вошли произведения, посвященные великим гуманистам XVI века, «Триумф и трагедия Эразма Роттердамского», «Совесть против насилия» и «Монтень», своеобразный гимн человеческому деянию — «Магеллан», а также повесть об одной исторической ошибке — «Америго».
Собрание сочинений австрийского писателя Стефана Цвейга (1881–1942) — самое полное из изданных на русском языке. Оно вместило в себя все, что было опубликовано в Собрании сочинений 30-х гг., и дополнено новыми переводами послевоенных немецких публикаций. В третий том вошли роман «Нетерпение сердца» и биографическая повесть «Три певца своей жизни: Казанова, Стендаль, Толстой».
Во 2 том собрания сочинений польской писательницы Элизы Ожешко вошли повести «Низины», «Дзюрдзи», «Хам».
Известные по отдельности как вполне «серьезные» писатели, два великих аргентинца в совместном творчестве отдали щедрую дань юмористическому и пародийному началу. В книгу вошли основные произведения, созданные X.Л.Борхесом и А.Биой Касаресом в соавторстве: рассказы из сборника «Две памятные фантазии» (1946), повесть «Образцовое убийство» (1946) рассказ.
Составленная X.Л.Борхесом и А.Биой Касаресом «Книга Небес и Ада» представляет собой самый необычный взгляд на древнейшую из «вечных проблем». Привычные истины уживаются в ней с парадоксальными определениями, составители включают себя в антологию, создают апокрифических авторов, приписывают реальным авторам несуществующие тексты… Удовольствие же, получаемое от чтения «Книги Небес и Ада», – это удовольствие от превосходного литературного произведения.
В сборник вошли произведения, созданные Х.Л. Борхесом в соавторстве с его другом А. Бьой Касаресом. «Шесть загадок для дона Исидро Пароди» – цикл пародийно-детективных новелл, где расследованием преступлений занимается весьма необычный герой – узник столичной тюрьмы.