Хроники ближайшей войны - [8]

Согласно варяжским законам, навязанным славянскому социуму, храбрость подменяется грубостью, талант и интеллект объявляются вне закона, высшей добродетелью захваченных является беспрекословное подчинение, а высшей добродетелью захватчиков – изобретательная и ничем не ограниченная жестокость. Наиболее совершенным выразителем эстетики «условных варягов» является художник Константин Васильев, вовсе не такой бездарный, как принято считать (во всяком случае, Илья Глазунов недостоин был бы целовать след блохи, укусившей Васильева). Что касается собственно воззрений условных норманнов, то они, как у всяких угнетателей, двойственны. Один кодекс навязывается побежденным, другой исповедуют сами победители. О кодексе победителей я многого сказать не могу, затем, что к ним не принадлежу – а правила свои они держат в секрете. В самом общем виде – это кодекс поведения «Начальства»: нам можно все, вам – ничего.

Кодекс поведения, предписанный коренному населению, несколько сложнее: высшей добродетелью является послушание (и лучше бы бессмысленное), любая попытка рационализации труда и жизни является позором, место умного – у параши, войны выигрываются количеством жертв (причем истреблять своих надо интенсивнее, чем чужих). Количество жертв есть вообще главный критерий величия замысла с точки зрения этики, насильственно спущенной норманнами. Наблюдать все это в самом наглядном виде можно в российской армии, чей профессиональный праздник с таким оглушительным треском отмечается в Отечестве. Бессмысленное подчинение, максимум страданий («тягот и лишений воинской службы»), полное отчуждение солдата от Родины, которую этот солдат должен любить априори, без всяких уступок с ее стороны,- все это идеология «православного воинства», с разной мерой откровенности излагаемая патриотическими публицистами на протяжении последних двухсот лет. Главной трагедией России – и в первую очередь русской армии – является тот факт, что живем мы, «под собою не чуя страны», то есть ни секунды не ощущая Родину своей. Родина захвачена воинственным племенем руссов, которым – по крайней мере на словах – враждебна сама мысль о самоценности человеческой жизни (гордые и воинственные люди титанического Севера, сыны мирового льда, они считают любую уступку человеческому прихотью расслабленного Юга и настаивают, что главная оппозиция в истории – именно война Севера с Югом, а никак не Востока с Западом). Мировой лед, теория сумасшедшего Горбигера, а впоследствии – совсем не сумасшедшего Дугина, тоска по эпохе титанов – все это характерные, хотя не афишируемые черты русского почвенничества, природа которого отнюдь не славянская, а скорее уж немецкая или даже норвежская, если на то пошло. Лично мне приходилось не раз слышать о том, с каким презрением «патриоты» отзываются обо всех, кому дорога собственная жизнь («шкурка», как выражались они не без презрения),- но эти же патриоты всегда были так болезненно озабочены собственным физическим состоянием, что их презрение к чужой жизни становилось особенно умилительно. Характерным примером такой двойственности является книга Дмитрия Нестерова «Скины», вообще очень полезная: ее герой бесконечно озабочен собственным физическим здоровьем и даже здоровьем своей кошки (несомненно, этнически чистой – «Папа, а наша кошка тоже ариец?», перефразируя Кассиля). Это не мешает ему избивать ногами женщину, забеременевшую от негра. Это истинная мораль людей Севера. Они умеют, нет слов, созидать могучие империи – но в этих империях скоро становится некому жить; поддерживать их в рабочем состоянии можно только при условии бесконечного убывания населения… да и потом, коренные жители своей кротостью кого хочешь засосут, и начинанья, взнесшиеся мощно, ржавеют уже году на сороковом. Тому примерами империи Грозного, Петра и Сталина.

Увы, недостаток письменных источников не позволяет мне судить о том, какова истинная задача руссов на славянских (впоследствии хазарских) территориях. Судя по статистике, целью руссов-государственников, непрерывно мажущих кровью фетиш государства, да не какого-нибудь, а любого, лишь бы репрессивного,- является скорейшее исчезновение народа при попутном отборе тех его представителей, которые после многих веков селекции составят так называемый орден меченосцев, своего рода антиэлиту, идеальное войско зла, способное либо к захвату мира, либо к установлению некоего абсолютного социального строя, о котором я имею очень приблизительное представление, да и сами почвенники вряд ли расскажут много. Если бы они стремились заодно истребить и себя – их идеологию можно было бы уважать хоть в какой-то мере; однако задача их заключается в том, чтобы уцелеть с небольшим количеством вернейших, специально отобранных в результате долгих экспериментов. Что они будут делать потом – для меня загадка. Беседовать со звездами? Захватывать остальное человечество? Выкладывать из ледяных кубиков слово «Вечность», которое при всем желании, как известно, не выложишь из букв «ж», «о», «п» и «а»? К земледелию и вообще какой-либо производительной деятельности эти варяги не склонны – тому пример поведение отечественного начальства во время всех сельскохозяйственных реформ. Только захватчики могли так грабить недра российской территории, так насаждать на ней кукурузу и так руководить производством. Это, впрочем, касается не только коммунистов – сельскохозяйственные инициативы большинства русских правителей отличались поразительным невежеством и полным незнанием реалий, почему русская деревня – при всех своих сказочных ресурсах – и жила так, как жила. Любое другое население – менее кроткое, более пассионарное или попросту не такое языческое – давно бы прогнало столь неумелых и откровенно бездарных захватчиков, как эта странная варяжская ветвь; но поскольку философия каратаевцев предполагает терпение и недеяние, они спокойно дают себя захватывать кому угодно – лишь бы жизнь и дальше шла по кругу. Им невдомек, к сожалению, что их хождение по кругу давно сопряжено с деградацией – вот почему в былые времена у них могли быть и Пушкин, и Толстой, и Блок, а в последнее время трудноват для освоения становится даже массив советской культуры.