Хроники ближайшей войны - [62]

Несогласных с уставом общины, курящих, пьяниц-выпивох, даже родственников, нежелательно нанимать или приглашать в гости. Члены деревенской общины не должны выполнять обычную работу в воскресные дни и в двунадесятые праздники. Это же касается всех, кто приезжает помогать или в гости сюда. Никакие работы для посторонних лиц на территории деревни не разрешаются. Это подсудное дело. Общение с миром, обращение за помощью к неверующим по возможности сводить до минимума. Лучше отдать, подарить им свою вещь (медогонку), нежели давать во временное пользование безбожным. Детей весьма желательно учить в самой Потеряевке верующим учителям – иначе для чего все это было затевать, если детей снова поглощает мир губительный. Каждый чужой появившийся да насторожит, спроси кто, к кому. Деревня как одна семья.

Под страхом анафемы, отлучения запрещается жаловаться мирским властям, писать жалобы на жителей деревни, сексотничать, сотрудничать с врагами, быть наушником. Любой спор, все решать здесь на законном основании, после беседы со священником. И только после обсуждения на собрании может получить «добро» на суд у внешних. (Это и есть прямая теократия – когда все спорные вопросы, от имущественных до моральных, решают под руководством священника. А весь прочий мир называют «внешними» – определение весьма уничижительное.- Д.Б.)

Запрещается рассчитываться спиртным (бутылкой) за проделанную работу или добытую вещь. За нарушение – оплата в двукратном размере в общую деревенскую казну. Категорически запрещается на территории деревни включать бесовскую музыку-рок и прочую заразу духовную. Если же таковое заведется все же и кто-то будет громко включать такую бесовщину, то сообща уничтожить всякую память о таковом деле и предмете».

Теперь все главное сказано, и дальше в Уставе по восходящей раскручивается, как бы сказать, некоторое воспарение: я наблюдал Игнатия Тихоновича в действии и должен заметить, что его, как многих превосходных ораторов, в процессе речи начинает слегка заносить.

«Мы находимся в уединенном относительно месте, где слышно и пение птиц. Не допускать бесполезного лаяния собак. Сторож держится для того, чтобы обнаружить врага, чужого, оповестить хозяина. Собака – это отражение хозяина. Скотина не должна бродить по деревне и огородам ни зимой, ни летом: не пожелай чужого поля – десятая заповедь Декаполита. Где ставить дом, какие деревья можно срубать близ дома – все по разрешению старшего. Даже на самое короткое время отъезжающим просить у священника совета, благословение на путь. Не самовластвовать. Бессоветие и непослушание – вот два коня в колеснице, несущейся в адскую пропасть. (От себя скажу, что последнее правило в Потеряевке выполняется неукоснительно – как, впрочем, и предыдущие: даже чтобы сбегать из лагеря-стана в деревню, за двадцать метров,- просят: благословите! «С Богом»,- говорит Игнатий, и девушка бежит звать остальных к обеду.- Д.Б.)

Обязательно всем жителям всегда носить пояс, рубаху навыпуск, как принято у русских, и не подражать в одежде иноземцам. По деревне не разрешается ходить в оголенном, непотребном виде. Взаимопомощь членов общины. От общих работ: по храму, пруду и др.- не отрекаться. Самовольно в деревню никого не приглашать. Если же кто из чужих курит в данный момент – не разговаривать с ним, пока не потушит папиросу: уважайте хотя бы самих себя. Стараться иметь все свое по возможности, чтобы не стать господином Дай. Никаких дел, сделок денежных и вещевых и иных не производить с замужними женщинами без ведома и согласия их мужей».

Про потеряевское отношение к женщине следует сказать особо: женщина никогда на людях не снимает платка, да и дома ходит в нем. Юбка – не выше десяти сантиметров от пола. Брюки, естественно, исключены. (Сегодня даже в иных храмах требования к посетительницам более либеральны,- впрочем, Потеряевка мыслит себя как один большой храм с весьма жесткими порядками.) Первыми за стол садятся мужчины. Они же – отдельно от женщин – стоят на богослужении, справа от алтаря.

– Мужчина у нас на первом месте,- с гордостью пояснял Игнатий.- Он – защитник, основа.

Я, честно говоря, не фанат полного равноправия,- но, первым садясь за стол, да еще в присутствии стоящих или прислуживающих женщин, чувствовал известную неловкость. Видимо, не дозрел. Даже в дощатый сортир лагеря-стана мальчики и девочки бегают разными дорогами – фотографа, когда он пошел было по женской, вернули и направили по мужской. Что интересно, сортир один и тот же.

«Не подчиняющийся уставу сему предупреждается и после трех грубых дерзких нарушений – исключается. Право голоса житель поселка имеет, как член общины, только через год жительства в Потеряевке».

Ну что – не кажется ли вам, что в этом Уставе, при всей его опоре на священные тексты, есть что-то глубоко армейское? Но ведь так и быть должно, если люди задумали строить свою жизнь «на подлинно духовных основаниях», буквально считанных с путеводительной Книги. В Игнатии, как и в его любимом авторе, очень чувствуется военный; рабочая одежда его – старенькое солдатское хабе, и странно контрастируют с его седой бородой пуговицы со звездами. А если вдуматься – что ж тут странного. Как и в армии, после всякого нарушения Устава в Потеряевке положено писать объяснительную. Игнатий показал нам один такой документ, по всей форме составленный им лично и адресованный родному брату, батюшке Иоакиму: из-за обилия весенних полевых работ Игнатий с частью паствы пропустил воскресную службу. «А – и когда ж работать?» – спрашивает он чисто солженицынским слогом, подробно отчитываясь в своих воскресных занятиях. От епитимьи его в результате избавили. Наказаний же в Потеряевке много, но все они – сугубо духовного свойства: отлучение от причастия на месяц, два, на полгода…