Хроники ближайшей войны - [11]

Дмитрий Быков

Письмо третье 1

Во время боев в бесланской школе я был на улице генерала Плиева, метрах в двухстах от того спортзала. Собственно, когда началась перестрелка (ей предшествовали два взрыва, я отлично это слышал,- так что версия «Известий» насчет таинственных отцов-освободителей, начавших штурм, кажется мне абсолютной фантастикой), многие были уверены, что это штурм. Именно поэтому большинство горожан и не побежали туда сразу – они думали, что работает «Альфа», что мешать ей не следует. «Альфа» подошла только через двадцать минут. А выстрелы – это были очереди, которые террористы пускали вслед бегущим детям. Через кафе «Ирбис», во внутреннем дворе которого в час дня оказались мы с Володей Вороновым из «ЕЖ», скоро пошли эти первые спасшиеся дети. Вот когда бесланские мужчины их увидели – тогда они и бросились к школе, вытаскивать тех, кого еще можно вытащить. Я не буду описывать этих детей, все их видели по телевизору и в фотохронике, хотя никакая хроника впечатления не передаст. Они не шли, а плелись, и рты у них были потрескавшиеся, белые, высохшие. Эти дети были в крови и нечистотах, голые, на подгибающихся ногах. Не буду ничего писать о них, кроме того, что единственными героями в Беслане были именно эти дети – они поддерживали друг друга, как могли. Они единственные, кто был безупречен. Потом бой переместился на железную дорогу, проходящую позади школы; боевики уходили, их преследовали, в городе не было никакой власти, кроме Эдуарда Кокойты, прибывшего в Беслан 1 сентября – очень быстро, марш-марш, ну как же!- и Кокойты командовал чрезвычайно громко, а перед ним охранник держал складной бронированный щиток. Это для Кокойты был звездный час. Он, вероятно, надеялся, что осетины вот так прямо и пойдут бить ингушей. Память о девяносто втором годе, святое дело. Над улицей Плиева вовсю летали пули – дети продолжали выходить из зоны боя, им вслед продолжали стрелять, корреспонденты совали заложникам бутылки с водой, от этой воды и крови вся улица была мокрая. Потом откуда-то прилетела граната – кто стрелял из подствольника, поди разбери. Перестрелка и взрывы продолжались до глубокой ночи. И все это время, то бегая, то ползая по улице Плиева, я иногда ни о чем не думал, а иногда все-таки отслеживал себя со стороны, и даже удивительно, какая чушь лезла мне в голову. Думал я, например, о том, что напишет обо всем этом Политковская. И о том, какая свара идет сейчас, наверное, в ЖЖ. А еще о том, что погибнуть вот так, без оружия, бессмысленно и беспомощно, было бы, конечно, очень обидно – но еще обидней от мысли, что какая-нибудь тварь напишет: «Вот, жид, так хоть помер как человек». Такие твари очень любят, когда кто-нибудь погибает. Мне кажется, в мечтах подобный персонаж видит себя пастырем, благословляющим толпы на смерть и как бы заранее их отпевающим своим влажным, патетическим козлетоном; и все это с округлыми жестами холеных ручонок. Ужас, что я в такое время воображал подобных персонажей. Я думаю, это какая-то защитная реакция организма. Невозможно же, в самом деле, думать, что в двухстах метрах от тебя, где каждые десять секунд оглушительно бабахает, а в перерывах работает пулемет,- сейчас погибают дети. Что каждый разрыв – это смерть человека, который еще час назад зависал между ужасом и надеждой, неподвижно лежал на полу спортзала, пил мочу, потому что воды не давали… Ну ужас же. Ну невозможно. А что ты можешь? Потом пули какие-то начинают летать над улицей. Падаешь, ползешь. А думаешь все равно: вот, блядь, они ведь там сейчас в Интернете спорят – виноват во всем кровавый Путин или не виноват…

2

Грех людей, рвущих друг другу глотки в ЖЖ и в частных беседах (благо официальные трибуны для этого сегодня закрыты и политических ток-шоу не существует),- не в том, что они вообще об этом спорят. А в том, что они спорят так.

В Беслане, откуда вообще все было лучше видно, я примерно понял, что такое ЖЖ. Это достаточно представительный чемпионат по онанизму. Люди, которым по каким-то причинам не дают (или они такие упорные индивидуалисты, что с другим человеком просто не могут), дрочат друг у друга на виду и соревнуются, у кого дальше брызнет. Всех, кто не дрочит, они считают импотентами. Импотентно наше государство, наша официальная пресса, наша общественная жизнь. Друг друга эти онанисты яростно осуждают: вы не той рукой! Надо левой, а вы правой! Сами вы давайте левой, а мы будем правой, правой! А вы не то себе представляете! Вы себе представляете труп, а это труположество. А вы себе представляете Родину-мать, а это мало того что непатриотично, но еще и инцест.

Онанисты не виноваты, что им приходится реализовываться таким, в общем, подростковым способом. Им, как подросткам, негде. Очень хочется себя проявить, а в газетах не печатают – не только потому, что персонаж плохо пишет, а еще и потому, что нормальных газет почти не осталось. Впрочем, некоторых печатают, но не то, что им хотелось бы. Поэтому, живя не приносящей удовлетворения половой жизнью, они продолжают втихомолку подранивать под одеялом. Как бы там я – ненастоящий, а здесь – подлинный.