Хроника великого джута - [31]

Вскоре его идея, подхваченная местными исполнителями, пойдет гулять по степи словно вихрь, набирающий силу и скорость, черный, опустошительный вихрь.

Очень быстро разобрался Голощекин и с «уклонами»:

«Есть ли внутри нашей партии националистический уклон? Есть. Первый уклон, самый вредный, великорусский шовинизм. Я заключаю это по докладам некоторых губкомов… Другой уклон у казахов – тоже националистический, где влияет Алаш-Орда, также очень сильная… Казалось бы, обе стороны виноваты, объективный ответ говорит иначе: виноваты раньше всего европейские коммунисты, ибо к ним недоверие естественно историческое, их задача разрешить эту сторону, добиться доверия…».[110]

Главарей самого вредного уклона докладчик не назвал, как и вождей «казахского националистического уклона». Зато о последних намекнул, тут же перечислив поименно тех, кто якобы всю деятельность свел к борьбе группировок. По странному совпадению, «грешниками» оказались все виднейшие казахские коммунисты: У. Джандосов, Н. Нурмаков, С. Садвокасов, С. Ходжанов, С. Мендешев, Т. Рыскулов, Н. Тюрекулов.

И опять-таки никаких доказательств ему не потребовалось, опять хватило одного безымянного свидетельства:

«Доходит до того, что когда я спросил одного товарища: – Скажите, пожалуйста, проводятся ли в вашей губернии резолюции ЦК и крайкома? – он задумался и говорит: – Знаете, вот резолюция ЦК, резолюция краевого комитета. Это общие директивы, а проводим то, что пишет какой-то товарищ.

…Для группировочной борьбы не стесняются пользоваться судом и милицией. Нужно вовремя арестовать – арестовывают. Нужно – пишут, заявление за подписью десяти свидетелей, заведут дело. Вот до чего доходят» .[111]

Пройдет совсем немного времени, и почти всех «вождей» группировок Филипп Исаевич обвинит в местном национализме. Однако цель его была видна сразу: устранить опасных соперников. И для этого нет лучшего средства, чем навесить политический ярлык на влиятельного «национала». Других же соперников у него и не было – потому в дальнейшие годы так и не появилось в его речах ни одного имени, скажем, «вождя» великодержавного шовинизма.

Торопливость, с которой Голощекин обнаружил первых своих врагов, говорит о том, что он решил сразу же использовать преимущества своего назначения, могучей поддержки сверху. Он хотел ошеломить противника, то есть всякого, кто имеет собственное мнение и волю его отстаивать. Он немедленно собирался пресечь любое неповиновение своему диктату. Не желал кого-то там слушать и считаться с чьим-то мнением. Ему нужны были исполнители. Послушные, угодливые исполнители.

По-видимому, тогда же Голощекин задумал расправиться и с духовными вождями народа – казахской интеллигенцией. Поначалу он был довольно осторожен в оценках, имен не называл и даже старался выказать беспристрастность и объективность в суждениях:

«…Тут… мы имеем два уклона. Один уклон – выступают вообще (непонятно кто. – В.М.) против этой интеллигенции за ее националистические уклоны… тут левое ребячество… Если мы без разбора будем говорить против казинтеллигенции и постоянно тыкать ее за прошлые и настоящие грехи, не привлекая ее к нашему строительству, не нивелируя ее, то, идя против казахской интеллигенции, мы тем самым идем за русской интеллигенцией, то есть выходя из одной двери, попадаем в другую и льем воду на великорусский шовинизм. Сплошное отрицание, сплошное охаивание казинтеллигенции – неверно, но неверен и другой уклон – полное слияние с этой интеллигенцией, когда грань между коммунистами и беспартийными стирается, когда интеллигенция Алаш-Орды влияет идеологически больше, чем коммунисты…».[112]

В этой неряшливой директивной казуистике, обляпанной ярлыками вульгарного политиканства, пожалуй, больше всего поражает бесцеремонное указание – нивелировать интеллигенцию, то есть свести ее к какому-то усредненному уровню, лишить индивидуальности, всяческих особенностей и различий. При всей нелепости желания сработать всех по одной колодке ясно, что операция духовного гильотинирования срежет головы самым высоким. Разумеется, Голощекина это нисколько не смущает, напротив, это кажется ему вполне естественным и необходимым. Он повторяет:

«… нужно ее (казахскую интеллигенцию) привлечь к деловой работе, нужно ее нивелировать, но это не исключает (!) борьбы с буржуазно-националистической идеологией».[113]

Он предупреждает делегатов конференции, что там, где стоит вопрос об идеологическом влиянии и руководстве, за версту подальше следует держаться от казахских интеллигентов. Таким образом, они должны быть отстранены от любой мало-мальски значительной культурной и общественной деятельности, им отводится лишь техническая и хозяйственная работа. Пока Филипп Исаевич говорит общо, пока он не указывает пальцем на конкретных врагов. Это ему еще предстоит сделать.

И вот, обозначив ориентиры предстоящей борьбы, он заканчивает доклад призывом:

– Давайте объединимся вокруг ЦК и совершим величайшую задачу освобождения трудящихся масс, в частности трудящихся масс казахской нации.

Бурные аплодисменты…

Глава V

«Освобождение» началось сразу и шло, неуклонно набирая силу, хотя «трудящиеся массы» вряд ли понимали, от кого и от чего их решили освободить и так ли уж они нуждаются в этой свободе.