Хроника великого джута - [18]

20 июля в Екатеринбурге Голощекин первым объявил на заседании президиума областного Совета о расстреле царя; 21 июля в городе появились листовки об этом.

Соколов заключает:

«Основная идея и Москвы, и Екатеринбурга была одна и та же: Царь «казнен по воле народа», жизнь семьи сохранена.

И Свердлов и Голощекин лгали одинаково».

«Тот, кого надо было обмануть, кто не должен был знать, – был русский народ, – пишет П. Жильяр. – …Однако убийцы беспокоились. Агенты, которых они оставили в Екатеринбурге, чтобы замести следы, ставили их в известность о ходе следствия. Они шаг за шагом наблюдали за его успехами. И когда, наконец, они поняли, что правда обнаружится и что весь мир вскоре узнает, что произошло, они испугались и попытались перевалить на других ответственность за свое злодеяние. Они стали тогда обвинять социалистов-революционеров в том, что они виновники преступления и что они хотели таким путем скомпрометировать партию большевиков. В сентябре 1919 года двадцать восемь человек были арестованы ими в Перми и судимы по ложному обвинению в участии в убийстве царской семьи. Пять из них были присуждены к смерти и казнены.

Эта постыдная комедия свидетельствует еще раз о цинизме этих людей, не усомнившихся предать смерти невинных, чтобы не нести ответственности за одно из величайших в истории преступлений».[54]

И в последующие годы большевику умалчивали о екатеринбургском злодеянии или же стремились выгородить Центр. Лишь однажды престарелый уже, перед юными пионерами похваляющийся своим палаческим подвигом Петр Ермаков проговорился, что основанием для расстрела было личное распоряжение Ленина.[55]

Есть и другие авторитетные свидетельства, говорящие о прямой причастности Ленина и Свердлова к этой расправе. Троцкий вспоминал в своем «Дневнике»:

«Я прибыл в Москву с фронта после падения Екатеринбурга. Разговаривая со Свердловым, я спросил: «Где теперь царь?» – «С ним все покончено». – «А где семья?» – «Семью постигло то же». – «Всех их?» – спросил я удивленно. «Всех», – ответил Свердлов. «Кто принял решение?» – «Мы решили это здесь. …Ильич считал, что нельзя оставлять нам им живого знамени, особенно в наших трудных условиях».[56]

Лев Давидович не стал сокрушаться, что не пришлось побыть главным обвинителем на предполагаемом процессе:

«По существу, решение было не только целесообразным, но и необходимым… Казнь царской семьи нужна была не просто для того, чтобы напугать, ужаснуть, лишить надежды врага, но и для того, чтобы встряхнуть собственные ряды, показать, что впереди полная победа или полная гибель. В интеллигентских кругах партии, вероятно, были сомнения и покачивания головами. Но массы рабочих и крестьян не сомневались ни минуты: никакого другого решения они не поняли и не приняли бы. Это Ленин хорошо чувствовал: способность думать и чувствовать за массу и с массой была ему в высшей мере свойственна, особенно на великих политических поворотах» .[57]

Вот так. Массы рабочих и крестьян не сомневались бы ни минуты – убивать или нет царскую чету, пятерых детей, среди них четырнадцатилетнего мальчика. Чего ж тогда скрывали от этих масс убийство, врали на весь мир об эвакуированном семействе! «Ленинизм есть подлинная свобода от формальных предрассудков, от морализирующего доктринерства, от всех вообще видов духовного консерватизма, пытающегося связать волю к революционному действию», – писал Троцкий в 1920 году.[58]

Бежавший за рубеж бывший секретарь Сталина Бажанов позднее делился своими сведениями:

«Может быть, потому Екатеринбург продолжает носить имя Свердлова, что в этом городе была перебита царская семья в июле 1918 года и что доля ответственности за это убийство легла на Якова Свердлова, официального главу советской власти, который, по поручению Ленина, хитро устранившись от формальной ответственности, известил местные уральские большевистские власти, что передает вопрос об участи царской семьи на их решение».[59]

По-разному относились современники к этой правде о расстреле.

Патриарх Московский и всея Руси Тихон во время проповеди сказал:

«А вот мы, к скорби и к стыду нашему, дожили до того времени, когда явное нарушение заповедей Божиих уже не только не признается грехом, но и оправдывается как законное. Так, на днях совершилось ужасное дело: расстрелян бывший Государь Николай Александрович… Мы должны, повинуясь учению Слова Божия, осудить это дело, иначе кровь расстрелянного падет и на нас, а не только на тех, кто совершил его… Пусть за это называют нас контрреволюционерами, пусть заточат в тюрьму, пусть нас расстреливают. Мы готовы все это претерпеть в уповании, что и к нам будут отнесены слова Спасителя нашего: «Блаженны слышащие Слово Божие и хранящие его».[60]

Н.И. Бухарин с издевкой писал в «Злых заметках» о казненных детях царя, «…которые в свое время были немного перестреляны, отжили за ненадобностью свой век».[61]

В.В. Маяковский, осмотрев подвал в Ипатьевском доме, написал такие стихи (до 1956 года их не печатали):

Спросите: руку твою протяни –

Казнить или нет человечьи дни?

Не встать мне на повороте:

Я сразу вскину две пятерни: