Хроника смертельной осени - [22]

Виктор ни на секунду не допускал мысли скрыть от Аликс, что Рыков на свободе. Он видел, что Александра старается избегать разговоров о брате, но не сомневался, что мысли о циничном предательстве того преследуют ее – такие раны не заживают сами по себе. И лучше прижигать их сразу, а не бередить напрасными сожалениями и чувством вины. Какая вина? Не признайся Аликс, что следила за своим парнем, и видела, как тот вошел в дом Ланских – и находился там во время покушения на Анну Королеву – как знать, может до сих пор они бы собирали за Рыковым женские трупы. Она положила конец его преступлениям – как если бы пристрелила Рыкова собственными руками.

Не придумав ничего путного, он выложил ей все, как есть. Она даже не побледнела, а посинела. Хорошо, рядом стояла мать, а то Аликс рухнула бы на пол в прихожей. Анастасия удержала ее, подхватив под локоть, и отвела в комнату. Виктор продолжал топтаться у входной двери, не зная, что делать дальше – то ли бежать на работу, то ли разуться и пройти за Аликс и Анастасией. Но его никто не звал.

Наконец Настя вышла из комнаты, притворила за собой дверь.

– Пусть спит, – сказала она. – Господи, Виктор, что же теперь будет?

– Я не знаю, – признался он. – Но без вариантов – его уже нет в России.

– Вы уверены?..

Виктор почувствовал досаду – но не на Анастасию, а на самого себя.

– Как я могу быть уверенным? Как с этой мразью можно вообще в чем-то быть уверенным?.. Он непредсказуем и опасен.

– И что дальше?..

Они молчали несколько минут, а потом она нерешительно спросила:

– Виктор, у вас, наверное, есть телефон отца Олега… и Шурки. Я хочу ему позвонить и сообщить, что у него родился внук.

– Вы считаете, это разумно? – засомневался Глинский.

– Мне кажется, Лев имеет право знать, – ее голос звучал нерешительно. – На него столько свалилось. Я считаю, все, что случилось с его семьей – это возмездие. Но он уже заплатил сполна, и жизнь его разрушена: с работы выгнали, жена умерла, сын – маньяк-убийца в розыске… Пускай знает, что у него есть внук.

– А если Рыков-старший сообщит сыну, что у того родился сын? Я, Настя, вовсе не уверен, что они не поддерживают никаких контактов. Или что сынок не попытается связаться с папашей в один прекрасный день. Что в этом случае придет в его безумную голову?

– Вы считаете это настолько опасным? Какова вероятность, что Олег узнает? Виктор пожал плечами:

– Трудно сказать. Если решите сообщить, то надо предупредить Рыкова-старшего, чтобы ни в коем случае не проболтался своему отродью про ребенка. Надеюсь, у него хватит благоразумия.

– Надеюсь, – кивнула Анастасия. – Так вы дадите мне телефон?

– Дам, – решительно ответил Виктор, – хотя, может быть, мы совершаем ошибку…

Тут Анастасия прислушалась.

– По-моему, Шурка зовет, – сказала она и приоткрыла дверь в комнату. Они действительно услышали ее голос:

– Мама… Витя ушел?

– Он здесь, – Анастасия кинула на Виктора встревоженный взгляд.

– Пусть зайдет, – услышал он и метнулся к ней, но Анастасия схватила его за рукав: – Куда в обуви?! Там же ребенок грудной!

И он стал торопливо скидывать тяжелые зимние ботинки.

Аликс свернулась калачиком на кровати, укрывшись теплой шалью с кистями. Ее щеки были влажны, и слезы блестели в неярком свете торшера, стоящего в углу. Уже спустилась ночь – а Виктору нужно было ехать в отдел, разгребать запущенные дела. Но пока он не мог оставить ее одну.

– Витя, – она протянула руку. – Сядь рядом.

Он послушно опустился подле Аликс, коснувшись спиной ее бедра.

– Я хочу попросить тебя, – чуть слышно сказала она.

– Что угодно, – откликнулся он.

– Ты не мог бы пожить у меня? – еще тише сказала она. – Хотя бы недолго. Мне страшно.

Виктор молчал, ошеломленный ее просьбой. Близкие отношения, возникшие между ними на короткое время, естественным образом сошли на нет в последние месяцы беременности Аликс, а после родов она ни разу не попросила его остаться ночевать – словно перестала видеть в нем мужчину. Но он все же старался быть рядом, смирившись с ролью друга. Конечно, его обижала отстраненность Аликс, но он пытался оправдать ее усталостью и поглощенностью маленьким сыном. «Это пройдет, – уговаривал он себя, – однажды она вспомнит обо мне, и все будет хорошо» Но интуиция опера недоверчиво посмеивалась над его надеждой. И вот – она просит его пожить у него. Еще недавно он не стал бы брать эту долгую, невыносимую паузу…

– Прости, – она потянула шаль на голову, чтобы он не видел слез разочарования. – Прости. Иди… Ты иди…

Что ж он молчит, идиот! К кому ей еще обратиться, кто, кроме него, сможет защитить ее от безумного братца?

– Конечно, милая, – он погладил ее по плечу. – Конечно, я поживу с тобой и малышом. Вам нечего бояться. Я останусь так долго, как ты захочешь.

– Правда? – она снова открыла заплаканное лицо. – Это тебя не сильно обременит?

– Совсем не обременит, – улыбнулся он. – Совсем.

– Хорошо, – она тоже наконец улыбнулась. – Ты сейчас поедешь на работу?

– Да, милая, – он рукой отер ее слезы. – Но утром я заеду домой и привезу кое-какие вещи… если не возражаешь.

– Конечно. Я сегодня разгребу шкаф и выделю тебе место. В нем такой, знаешь, бардак. Ах да! Ты не мог бы машину завести и погреть пару минут, когда на работу поедешь? – спросила она. – А то аккумулятор сядет. Холодно.